прямо в глаза, они не отводили взгляда, и если бы кто-то вошел, он решил бы, что эти люди играют в гляделки. Но они не играли, не дурачились. Им было так проще. Им не надо было говорить слова, они только ловили в глазах друг у друга верный отблеск.
– Война, – сказал только Николай.
Игорь кивнул. Все было ясно. Кому война, а кому мать родна, ведь она их снова, после стольких лет соединила.
Мать и отец после развода не виделись и даже не созванивались. И он и она как отрезали. Мать старалась вообще не упоминать об отце. А потому получалось, что не вспоминала и о брате Игоря. Он поначалу мучился, жутко тосковал, но потом свыкся как-то, что ли, как свыкается человек с отсутствием руки или ноги. Остаются только фантомные боли.
Отец завел новую жену. Хорошую, в общем, женщину, но ничего о прежней жизни она и слышать не хотела. Поэтому Николай тоже мучительно стал отвыкать от матери и брата.
И вот теперь оказалось, что ни тот, ни другой так и не отвыкли.
Им не надо было говорить, что теперь они будут жить вместе, что теперь их сам черт не разлучит.
Они все это видели в глазах друг у друга.
– Игорек. Ой, извините... А че ты так сидишь? – заглянула в палатку связистка. – Скучно.
И остолбенела. Поначалу решила, что писарь поставил перед собой зеркало. И с этим зеркалом от тоски глушит водку. А потом пригляделась – мама родная, близнецы.
В другой раз оба, конечно, стали бы в стойку – как же, девушка! Но сейчас она была досадной помехой. Впрочем, не выгнали, пригласили за свой стол.
И теперь уже потекла беседа. Не между братьями, они наперебой стали рассказывать все этой связистке. А она смотрела на них и только охала. Надо же, бывает же!
Правда, когда предложила позвать свою подругу, запротестовали. Не надо. Хорошо сидим. Никто не знает – и пусть. Завтра, завтра всем все расскажем. Мы теперь рядом будем, как у мамки в животе.
Потом заспорили, кто из них старший.
Николай был уверен, что родился на семь минут раньше брата, а Игорек уже пьяно мотал головой:
– Не-а, ты последыш!
Потом Игорь, кажется, целовался со связисткой, а Николай переоделся в его форму и бегал доставать водку.
Потом братья плакали. А связистка их утешала. Ох как утром она расскажет обо всем подруге! Ох как подруга удивится и даже не поверит.
Потом связистка принесла машинку и стала Николая стричь, чтоб совсем уже разницы между ними не было. А они счастливо хохотали.
А потом Игорь уже ничего не помнил.
Николай уложил его, накрыл с головой шинелью, чтобы солнечный свет не мешал, а сам подсел к связистке и стал на бреющем полете ее «кадрить».
Но связистка не «кадрилась». Ей тоже хотелось спать. Уже было утро, всю ночь просидели.
Николай ее отпустил.
Но она вдруг вернулась через минуту.
– Игоря в штаб. Какой-то пакет отвезти. Буди.
И вдруг Николай решил созорничать.
– Ты что, не узнала? – улыбнулся он.
Связистка присмотрелась.
– Тьфу ты, мамочки! Я думала – Коля.
– Нет, уехал Коля. Завтра приедет. А кто там зовет?
– Попов.
– Ну пошли, – встал Николай. – Что там за пакет...
Они вышли из палатки, солнечный свет резанул глаза после темноты. Утренний воздух омыл легкие.
– Хорошо! – сказал Николай. – Ты иди, я сейчас, пилотку забыл.
Он вернулся в палатку, склонился над спящим братом. Нет, не прощался, просто заботливо подоткнул шинель. Действительно, чего будить? Он смотается туда и обратно. А вернется – они отметят свою встречу уже по-настоящему, громко, шумно, весело, чтоб и люди порадовались.
А сейчас у него дела, он скоро вернется...
