оставленной мне Жанной, я должен был после двадцати часов, когда к отплытию будут возвращаться туристы «Либавии», подняться на борт теплохода и запереться в каюте № 3 первого класса.
Друзья Жанны постучались бы ко мне, когда «Либавия» минует Босфор.
— Вы знали Мокасинова ранее? — спросил Андреев.
— Нет, — отвечал Бубенцов. — Жанна сказала, что я должен спросить его при встрече: «Поспели ли гранаты?». Так и было, Мокасинов указал мне на дверь комнаты, в которой на столе лежал конверт с документами. Я взял их и ушел. Больше мне ничего неизвестно.
Андреев прервал допрос и, взглянув снова на документы, изъятые у Бубенцова при задержании, сделал Савченко какие-то указания, которые тот отправился выполнять.
— Когда вы прекратили заниматься портретным промыслом? — спросил Андреев Бубенцова.
Тот, вскинув на Андреева удивленный взгляд, ответил:
— В марте прошлого года.
— Расскажите, при каких обстоятельствах это началось? Ведь вы адвокат. Что побудило вас переключиться на должность приемщика заказов?
Бубенцов рассказал, что по окончании института он был направлен на работу в юридическую консультацию города Йошкар-Ола.
— Вечерами иногда я заходил поужинать в ресторан при гостинице. Однажды ко мне за столик подсел человек и спросил меня: «Простите, вы, видимо, не местный?» Мы разговорились.
Я рассказал, что вообще-то из Минска. Но здесь живу уже несколько месяцев. Окончил юридический факультет Минского университета и назначен сюда работать в консультации. «Теперь сами решите — местный или не местный. А вы приезжий?» — в свою очередь поинтересовался я. Он сказал, что приехал по служебным делам на короткий срок. Так мы и познакомились. А потом Николаев, такова была фамилия моего нового знакомого, предложил мне подработать.
— Расскажите подробней, — попросил Андреев. — Вспомните, о чем вы говорили. Чем интересовался Николаев?
Бубенцов задумался.
— Да вроде ничем особенным. Он спросил: привык ли я к новой обстановке после Минска. Я признался, что не могу привыкнуть. Все временным себя считаю. При распределении на работу меня сюда назначили как одинокого. Семейных в Минске оставили или вблизи где-нибудь.
«А материально как?» — спросил Николаев.
«Неважно. Зарплата небольшая, клиентура неинтересная. Как говорят, концы с концами еле свожу. Не о такой жизни мечтал. То ли дело в Минске. Город большой. Происшествий всяких много. Юристу есть где развернуться».
Николаев понимающе кивнул и сказал:
«Рад был с вами познакомиться. Если не возражаете, завтра встретимся, потолкуем тут же, за ужином».
Я охотно принял приглашение Николаева и с нетерпением ждал вечера, томясь над нудным делом о краже шкур с базы Заготживсырье.
И вечер этот оказался необычным. Взяв на себя инициативу, Николаев заказал хороший ужин. На столе появилась бутылка коньяку и закуска. Недоумение мое было рассеяно Николаевым, сказавшим, что он рад знакомству и возможности скоротать время в обществе понравившегося ему собеседника, и пусть я не чувствую себя должником, ибо он хорошо зарабатывает и не стеснен в деньгах.
Вскоре мы непринужденно беседовали. Как говорят, у кого что болит, тот о том и говорит. Я часто возвращался к разговору о том, что хочу уехать в Минск. Хотел было в Каунас поехать — тетка у меня там, да с пропиской сложно. Ну, а о Москве и мечтать не приходится. Бывал я, так уезжать не хотелось. Летом особенно. Фестивали, туристы иностранные. Зрелища.
«Галстук у вас хорош больно, — заметил Николаев. — Не нашего производства. Наверное, в комиссионном купили, или привез кто?»
«Нет, это в посылке прислала тетка из Лос-Анжелеса. Поддержала немного. Да и здесь не повезло. У других тетки богатые, а моя — портниха. Ну, что она может? Посылку изредка, да и то трудно. Пошлина дорога. С трудом выкупил, в долги залез, часть вещей продать пришлось, а остальное на мне. Николаев спросил:
«А почему бы вам не жениться?»
Я признался, что вопрос этот неоднократно занимал мои мысли, но на пути к женитьбе все те же препятствия.
Комнаты у меня нет. Снимаю угол у хозяйки. Приличный костюм у меня один. До женитьбы ли!
«Но ведь жена может быть с приданым», — пошутил Николаев.
«Ну, если с приданым, да еще и хорошенькая, то я отказываться на стану», — так же шутливо ответил я.
Николаев заговорил о том, что мы можем быть друг другу взаимно полезны.
«Сам бог нас свел. Мне нужен в моих делах расторопный помощник. Если вы захотите поработать по совместительству, в свободные часы, то очень скоро поправите свои материальные дела».
Через некоторое время я был посвящен в смысл работы по сбору портретов и охотно принял предложение стать помощником Николаева. Чтобы все было законно, я попросил Николаева оформить совместительство трудовым соглашением. Николаев пообещал это сделать.
С усердием походив два вечера по жителям пригородных мест, я набрал сравнительно много заказов. Оставив мне удостоверение, прейскурант, образцы и значительный денежный аванс, Николаев выехал в Москву. А я отдался новой работе, сулившей так много впереди.
Дела у меня шли блестяще: я несколько раз отправлял Николаеву бандероли с оригиналами. Работал на совесть, не жалея сил. Ездил по Мордовской республике и по смежным с ней областям, делая большие сборы. Получив трудовое соглашение, я оставил консультацию и целиком посвятил себя новой работе по договору. Николаев был доволен мной и аккуратно расплачивался, Я был полон признательности Василию Ивановичу.
— Ну, а потом? — спросил Андреев, видя, что Бубенцов замолчал.
— А потом, накопив немного денег я, как и собирался, уехал в Минск, устроился на работу по специальности. Портретами я заниматься перестал и с Василием Ивановичем больше не встречался. По правде говоря, я тогда совсем забыл о нем. Ведь вскоре после моего возвращения в Минск туда приехала Жанна. И тут все началось. Она сказала, что любит меня, полюбила с первой встречи и все время думала о том, как нам соединиться. Остальное вы знаете.
Рассказ Бубенцова подходил уже к концу, когда вернулся Савченко. Сообщение его очень заинтересовало Андреева.
На документах, отобранных у Бубенцова, стоит отметка контрольно-пропускного пункта одесских пограничников. Документы подлинные. Турист Джексон на борт «Либавии» не возвратился. «Либавия» снялась с якоря, и никаких заявлений об отсутствии на борту Джексона от ее капитана не поступило. Значит, турист Джексон остался в порту. Второй Джексон. Первый — Бубенцов. Кто же второй?
Положение неожиданно усложнялось. Андреев решил посоветоваться с руководством, пошел к аппарату прямой связи с Москвой и доложил генералу Светлову о ходе событий.
— Ну что ж? — сказал Светлов. — Молчит капитан «Либавии»? Тихо снялся с якоря, не хочет шума.
И мы будем молчать. Не состоялся обмен на «Либавии». Бубенцову мы уехать помешали, а кто-то остался нелегально в городе. Кто бы ни был — это враг и его нужно найти и обезвредить. Но как? Он может быть уже далеко. Единственный, кто может внести ясность в запутанные обстоятельства, — это Мокасинов, но по тактическим соображениям трогать его нельзя. Он станет от всего отпираться, и след будет потерян. Только спугнешь более важную птицу, крупную — судя по полету. Нет, спешить нельзя. Нужно выждать и зорко наблюдать.
Переговорив с генералом, Андреев продолжал следствие. Показания Бубенцова разоблачали деятельность туристки Жанны. Но это не было новым для Андреева. Не первый раз приходилось ему сталкиваться с такого рода туристами. Случай с Жанной выглядел вроде бы невинным эпизодом: захотел парень повидаться с теткой и жениться на американке. Что ж, бывает! Николаев вроде бы ни при чем.
Бубенцов, по-видимому, никак не связывает визиты Жанны с деятельностью Николаева. Отзывается о
