комнату.
– Прежде всего позвольте вас уверить, что мне не хотелось бы причинять вам беспокойство, – начала Мэй. Энн наклонила голову в знак согласия, и Мэй продолжила: – Недавно мне стали известны некоторые подробности о дорогих для меня людях. Там было и упоминание о вас. Это может быть для вас довольно болезненным, но поверьте, я пришла сюда ради восстановления справедливости.
– Боюсь, что я вас не понимаю. – Голос Энн звучал уже холоднее. Мэй заподозрила, что эта холодность объяснялась как раз тем, что Энн стала догадываться о причине ее визита.
– Чтобы сказать все прямо, мне, возможно, придется быть грубой. Я хочу напомнить о неприятных событиях в вашем детстве, которые привели вас к увечьям.
Глаза женщины заледенели, в них мелькнул страх. Мэй пришлось говорить быстрее:
– Человек, которого вы обвинили, Маркус Робертс...
Энн от волнения бросило в жар.
– Как вы смеете напоминать мне об этом?! – Ее голос был глухим, словно она говорила из колодца.
– Человек, который нанес вам увечья, не Маркус Робертс. Это сделал де Нансье.
Пылавшее лицо женщины вдруг стало белым, как у привидения. Глаза блестели, а подбородок дрожал, когда Энн отыскивала руками подлокотники кресла, а потом сжала их с такой силой, что пальцы побелели. Она тихо произнесла два слова, которые Мэй скорее угадала, чем услышала:
– Я не...
– Этот человек, Маркус Робертс, убил де Нансье, – продолжала Мэй, – и за это его чуть не убили самого.
Энн скривилась.
– О Боже, – с отсутствующим видом произнесла она. Потом ее взгляд стал осмысленным. – Вы сказали «чуть не убили». Это значит...
– Он жив, – кивнула Мэй.
– Боже, – растерянно произнесла Энн.
Давая ей время усвоить эту новость, Мэй молчала, оглядывая комнату. Она была удобна, обставлена со вкусом и вместе с тем не помпезно. Внезапно ей вспомнился странный вопрос, который задала ей Оливия.
Мэй снова повернулась к Энн:
– Это он посылал деньги, Энн. Маркус Робертс, сын лорда Лайлса.
Эта весть ошеломила ее. К ней вернулся страх, хотя она и пыталась сохранять спокойствие.
– Что вы говорите? Как это может быть он?
– Он выжил, но испытывал чувство вины по отношению к вам, поскольку он знал это чудовище де Нансье еще до того, как граф приехал в нашу страну. Он проклинал себя за то, что не смог предотвратить злодеяний де Нансье.
В Энн боролись противоречивые мысли и чувства. Ее тело напряглось. Она замерла. Прошло немало времени, прежде чем она заговорила вновь.
– Мой отец, – произнесла она шепотом, – очень гордился, когда этот граф жил с нами. Это возвышало нас, было престижно. Тогда все увлекались французскими дворянами, эмигрирующими с континента.
– Вы знали, что на вас напал де Нансье?
Она не ответила, лишь опустила лицо и застыла в таком положении.
– Я не говорила отцу. Я думала, он мне не поверит. Он очень высоко ценил графа.
– И потому вы обвинили Маркуса Робертса.
– Нет! Я никогда его не обвиняла. Но и не говорила правду. Знаю, что это нехорошо, но я была ребенком и боялась, что люди сочтут меня лгуньей.
Она явно ничего не скрывает. На ее успокоившемся лице не было заметно никаких чувств.
Мэй наклонилась вперед.
– Отец пришел в ярость, когда узнал, что Робертс убил де Нансье. Теперь у него не было возможности попасть в высший свет. Когда Робертса назвали убийцей, отец решил, что он напал и на меня. Обстоятельства дела не были внимательно изучены. Люди отнеслись к этому слишком эмоционально, чтобы спокойно обдумать. Все негодовали, был мерзавец, которого можно было обвинить, но он погиб, трусливо пытаясь скрыться, – и на этом дело можно было считать закрытым. Его легко забыли. Все уладилось, и это было главным.
– Но когда на вашем счету появились деньги... вы никогда не подозревали, что эти деньги пришли от него?
– От покойника? Я думала о многих, но только не о нем. Когда наше наследство было потрачено, мы решили продать дом, но внезапно наши налоги были заплачены, и наш поверенный сообщил, что нам на жизнь назначено содержание. С тех пор деньги приходили регулярно, а когда со мной стала жить Оливия, то они увеличились. Кем бы ни был наш благодетель, он очень постарался остаться неизвестным. Я безуспешно пыталась узнать, кто он.
Энн нахмурилась, потом с трудом сглотнула.
– И теперь вы говорите, что человека, который столько для меня сделал, я неправильно обвинила в ужасном преступлении. Но почему? Почему он на мои заблуждения ответил такой щедростью?
