толстяка, вышедшего следом из кабинки. — А не таких, какие позволяют себе… — Она лихорадочно подбирала слова, но не могла найти.
— В чем дело, сэр? — вмешался мужчина, в тоне которого явственно прозвучали властные нотки.
— Вы хозяин? Ну, за те деньги, что тут берут, я привык к профессиональным услугам, а мне подсунули дилетантку, которая не знает правил игры.
Маджи взорвалась:
— Лучше быть дилетанткой, чем в угоду такой мрази…
Договорить ей не дали.
— Вы свободны, — услышала она все тот же повелительный голос и без оглядки бросилась прочь.
Через три дня Шейла зашла узнать, как у Маджи с работой. Пришлось объяснить, что так называемый «клуб здоровья» оказался заведением, мало чем отличающимся от обычного борделя. Вероятно, не вполне законным, но наверняка весьма прибыльным для его хозяина, который, не выслушав даже объяснений, указал ей на дверь.
Шейла попала в приют потому, что ее родители были наркоманами и оба умерли от передозировки. Маджи могла только догадываться, какое детство выпало подруге, но она хранила по отношению к ней верность за справедливость, готовность всегда прийти на выручку, озорной и веселый нрав.
В тот день она чуть не до слез рассмешила Маджи, когда, приняв высокопарную позу и величественно указав на скромную обстановку комнаты, торжественно произнесла:
— «Вы свободны!» Не кисни, милая! Выкарабкаемся.
На протяжении следующего года Маджи работала в маленьком салоне красоты и не так часто виделась с Шейлой, которая всерьез увлеклась Риком. Потом три года служила на курорте в Шотландии. Они переписывались до того момента, когда последнее письмо возвратилось с надписью: «Адресат выбыл». Так они потеряли друг друга.
Когда Маджи вернулась в Лондон, ей повезло. Работа в лечебном агентстве, обслуживающем своих клиентов на дому, во-первых, была интересной и прилично оплачивалась, во-вторых, позволяла в свободное время совершенствоваться в профессии.
В больнице по соседству с квартирой, которую снимала, она всерьез занялась клинической терапией. Помогала женщинам косметическими и другими лечебными средствами маскировать последствия хирургических операций, портившие их внешность. Это была отличная школа. Девушка могла гордиться собой. Из простой массажистки она превратилась в опытнейшего, искусного специалиста.
Однажды, месяцев десять назад, к Маджи пришел полицейский, разыскавший ее через налоговое управление. Он-то и сообщил о смерти Шейлы.
Читая письмо, которое тот вручил ей, Маджи не просто испытала горечь утраты — была буквально потрясена. Оказывается, по настоянию своего Рика, Шейла начала работать в том самом «массажном салоне», из которого когда-то сбежала Маджи, где занималась полным «массажем» клиентов-мужчин. Она возненавидела и их и себя, начала пить, пристрастилась к наркотикам, а когда Рик бросил ее, вообще потеряла желание жить.
Последний абзац письма был призывом к Маджи:
…У тебя есть все — внешность, характер и опыт, чтобы завести собственное дело. Не то что у меня. Я родилась неудачницей. Обещай, что не позволишь какому-нибудь сукиному сыну завладеть тобой. Будь верна задуманному. Начни свое дело, стань хозяйкой самой себе. Сделай это ради меня. Покажи им всем!
На следующий день она присутствовала на дознании и испытала некоторое облегчение, когда следователь оставил открытым вопрос, преднамеренно ли ее умершая подруга приняла слишком много алкоголя и наркотиков или что-то заставило ее сделать это. Письмо отчасти помогало пролить свет на истину, но ведь прямых улик и доказательств в нем не было! Да мало ли наркоманок таким образом сводят счеты с жизнью? Для следователя этот случай был рядовым, обыденным. Для Маджи — постоянной кровоточащей раной. Она организовала похороны и оказалась единственной, кто присутствовал на них.
Маджи громко застонала. Воспоминания всколыхнули в ней боль утраты с удесятеренной силой потому, что Никос Костаки, и теперь она знала это твердо, не последнее действующее лицо разыгравшейся драмы. Выхода не было, оправдания себе тоже — ей необходимо оставить работу у Дороти. Завтра же!
Всю ночь она не сомкнула глаз.
Утром, закончив массаж, Маджи объявила хозяйке о своем уходе.
— Я знаю, мы заключили договор на шесть месяцев, а я проработала немногим более одного. Простите, но мне действительно лучше уволиться.
— Ничего не понимаю, Маджи. В чем дело? Что не устраивает тебя? Надеюсь, не мои капризы? Или я доставляю тебе слишком много хлопот?
Девушка чувствовала себя палачом. Как сказать женщине, что ее сын самый низкий из негодяев и что ты не желаешь больше видеть его?
— Я могла бы повысить тебе зарплату. Ты действительно заслуживаешь этого. Я буквально оживаю, когда твои руки массируют суставы.
— Хороших массажисток много. Мне есть кого вам порекомендовать.
— Нет, я хотела сказать о другом. Твоя техника лишь физическое дополнение к появившейся во мне уверенности, что я справлюсь со своими болячками. Ты для меня эликсир молодости и здоровья, поверь, я не преувеличиваю. Будь у меня дочь, я хотела бы, чтобы она походила на тебя.
На глазах Дороти показались слезы. Она была так искренне расстроена, так горячо молила, что Маджи, в конце концов, сдалась. Однако твердо для себя решила одно — Никос Костаки не существует для нее больше! Она воздвигнет непреодолимую преграду и сможет если не подавить, то скрыть свою ненависть к этому подлецу.
Дороти отдыхала в своей комнате, а Маджи занималась небольшой постирушкой, когда зазвонил телефон. У прислуги выходной день, поэтому девушка быстро вытерла руки и сняла трубку:
— Алло?
— Маджи, я так надеялся, что ответите именно вы. Скучаете по мне, зеленоглазая?
Первым ее порывом было повесить трубку. Борясь с яростью, которую вызвал у нее сам голос Никоса Костаки, холодно ответила:
— Боюсь, ваша мать спит, мистер Костаки. Позвоните попозже.
— Я не спрашивал про маму, я хотел знать, не скучно ли вам без меня, — поддразнивающе поправил он. — С чего вдруг такой официальный тон, Маджи? Дуетесь из-за того, что меня нет рядом?
— Нет. Слава богу, что вы далеко!
И она бросила трубку. Самомнение этого человека вконец обозлило ее. Если только существует способ наказать, я заставлю его дорого заплатить за все, уговаривала себя девушка. Телефон снова зазвонил. Она не сомневалась, опять он! Не хватает еще, чтобы разбудил Дороти! Собрав волю в кулак, Маджи решила все-таки ответить.
— Никто и никогда не бросает трубку, разговаривая со мной, ясно, дорогая? — В голосе уже не было слышно насмешки, одни лишь повелительные интонации.
— Мистер Костаки, я уже сказала, ваша мать спит. А мне не о чем разговаривать с вами ни сейчас, ни когда-либо впредь.
— Что стряслось? Откуда столько сарказма? Я вас не узнаю.
Вот и хорошо, подумала Маджи. Значит, ей удалось справиться. Теперь она уже не безвольное существо, моментально поддающееся его обольстительным мужским чарам.
— Мадж, вы слышите меня?
— Да, сэр. Не вижу смысла в нашем разговоре, если вы ничего не хотите передать матери. Я скажу о вашем звонке.
— Не надо, найду способ переговорить с ней лично.
Теперь он бросил трубку. Девушка облегченно вздохнула. Конечно, держать дистанцию на расстоянии Греция — Англия проще, чем с глазу на глаз. Но в ближайшее время ей это не грозит. Во всяком случае, Дороти на его приезд не рассчитывает и никак к нему не готовится. Значит, можно жить спокойно.
