«опыта», но услышала совсем другое.
— Девочка моя, прости, если ночью… — Никос не сразу нашел слова. — Я не мог сдержаться и был слишком напорист. Меня, наверно, оказалось чересчур много для первого раза. Ты, возможно, испытала слишком сильную боль. Я решил не повторять ошибки, поэтому сейчас, хотя сам мог буквально лопнуть, не позволил себе вчерашнего. Но я должен был позаботиться о тебе. И кажется, мне это вполне удалось. — Никос засмеялся. — Или я не прав, дорогая?
Маджи открыла было рот, но он предупредил реплику, готовую сорваться с ее языка.
— Ну а теперь, Маджи, вставай, — негромко приказал он. — Я понимаю, как хорошо бывает вот так понежиться, но у тебя нет на это времени. Собери вещи, через пару часов мы уезжаем.
— Что? — ошарашенно спросила она.
— Я не люблю ничего повторять дважды, Маджи. Собери чемоданы, мы уезжаем.
Никос четко произносил каждое слово, как если бы разговаривал с ребенком. На его губах играла усмешка.
— Почему? Куда? — спросила она, пытаясь собраться с мыслями.
— Я не настолько глуп, чтобы дать тебе улизнуть. Мои условия тебе известны: ты будешь отрабатывать со мной ошибку своего замужества. Мы отправляемся на Сирос, где ты не сможешь выкинуть какой-нибудь очередной фокус. И постарайся не нарушать нашу договоренность, по крайней мере до тех пор, пока сам я не решу иначе.
Вот к чему привело ее вчерашнее признание. Он не простит этого никогда. Если бы она держала язык за зубами, промолчала насчет притона для богатеньких, не назвала Никоса мерзавцем, ее потаенная любовь к нему имела бы шанс на успех. Сейчас же она законная жена человека, который ни на йоту не доверяет ей. Игрушка для удовлетворения похоти, обязанная дать ему наследника, поэтому он и собирается держать ее как настоящую рабыню. Она его собственность, вещь, которой пользуются, пока не надоест, и которую за ненадобностью можно потом выкинуть.
— Ты… ты… будь ты проклят!
— Проклинай, сколько хочешь, душечка, это тебе не поможет, — бросил Никос и направился в ванную комнату.
Маджи схватила подушку, швырнула ему вслед, но напрасно старалась — дверь ванной уже захлопнулась.
В аэропорту Никос подвел ее к небольшому частному самолету, стоявшему несколько в стороне от обычных рейсовых. Он цепко держал ее за локоть, лишая Маджи последней возможности вырваться на свободу. За последние три часа он не проронил ни слова.
Если бы она соображала хоть немного, то могла бы понять несообразность жалких доходов от ненавистного ей «Клуба здоровья» с величиной состояния, которым владел Никос Костаки. Собственный самолет, сонм высокопоставленных гостей на свадьбе, внимание репортеров свидетельствовали о нем как о действительно крупном бизнесмене и финансисте, а не мелкотравчатом проходимце, но это пришло ей в голову значительно позже. Сейчас же она с горечью думала о своем положении. Внешне, для посторонних, — счастливая семейная пара, тогда как на самом деле… Наверно, они оба виноваты в той несостоявшейся любви, которая была возможна между ними. Впрочем, надо отдать должное, себя Маджи винила больше. И она поклялась, что Никос никогда не узнает о ее истинных чувствах.
— Удобно? — вторгся в тревожные размышления Никос, застегивая у нее на талии самолетный ремень безопасности.
— Да, спасибо, — вежливо ответила она.
Больше не обращая на нее внимания, он занялся делом. Достал из кейса какие-то бумаги, погрузился в их изучение. Когда стюардесса подала кофе, молча передал чашку, сухо поинтересовался — не нужен ли плед. Чтобы не встречаться с ним взглядом, Маджи пришлось сделать вид, будто она смертельно хочет спать…
В Афинах они пересели на вертолет, и через двадцать минут она впервые увидела остров Сирос.
— Теперь ты будешь жить здесь, — сказал Никос.
В его интонации не было ничего, кроме констатации самого факта.
Через иллюминатор Маджи взирала на открывшуюся внизу панораму. Ярко-синее море пенилось белыми барашками вокруг крошечного, в форме полумесяца, островка. В нем было не больше квадратной мили; деревянная пристань в тесной бухточке; всего несколько домов, которые и деревней не назовешь; извилистая дорога, поднимающаяся петлями в гору.
Вертолет сделал круг над белоснежной виллой на самом верху холма, откуда террасами сбегали к морю пышные сады и виноградники. Солнце сверкало в голубой глади бассейна, расположенного у виллы, переливалось искрами в брызгах фонтана у центрального входа.
— Потрясающе!
Впервые за всю дорогу Маджи улыбнулась.
— И мне так кажется, — тоже впервые за всю дорогу улыбнулся Никос, помогая ей спуститься из вертолета, приземлившегося на площадке позади дома. — Место красивое, но уединенное — добраться можно только вертолетом или морем. Каждый год сюда приезжают отдыхать примерно на месяц мои родственники, остальное же время мы будем здесь одни.
— И как долго?
Все, что сообщил он, моментально напомнило Маджи, с какой целью ее привезли сюда.
— Сколько понадобится, — загадочно сказал Никос, направляясь навстречу невысокой смуглой женщине, ожидавшей их у порога.
Сколько понадобится кому? — сердито подумала Маджи, вышагивая следом. Ее нисколько не удивило, что Никос уже не считает нужным держать ее за руку, — самонадеянный муженек прекрасно знает: отсюда не сбежать.
Никос по-медвежьи обнял пожилую женщину, дружески пожал руку откуда-то появившемуся старику, пристально изучавшему спутницу черными, как смородины, глазами. Такая бесцеремонность смутила Маджи, она моментально зарделась. Старик же расплылся в широкой — от уха до уха — улыбке. Он сказал Никосу что-то по-гречески, и тот расхохотался.
Секунду Маджи стояла, пораженная видом Никоса. Он словно помолодел здесь. Куда девались жесткость морщинок у губ, мрачный омут глаз? Он весь светился, был раскован, непринужден, весел. Как и подобает мужчине, который сутки назад женился, подумала Маджи. Из него вышел бы неплохой актер.
Никос представил жену. Экономка Катерина и ее муж Лукас, сердечно улыбаясь, проводили их в прохладный холл.
— Чем тебя насмешил Лукас? — спросила Маджи, когда Никос, приобняв за плечи, ввел ее в главную гостиную.
— Мужской соленой шуткой, которая вряд ли понравилась бы тебе. — Он неожиданно наклонился и поцеловал Маджи в губы. — Пойдем, жена, я покажу тебе дом.
— Мою тюрьму, — усмехнулась она.
— Это будет тюрьма, если ты сама того пожелаешь и не оставишь своих ребячьих выходок, — выговорил ей Никос довольно добродушно, чего уж Маджи никак не ожидала.
Дом оказался чудесным. Просторная гостиная, столовая, общая комната, кабинет и кухня выходили окнами в сад и на море, соединяясь длинным, широким, изогнутым коридором, в конце которого элегантная мраморная лестница вела наверх.
— Этот этаж спланирован для приемов, когда собирается много гостей. А комнаты наверху сравнительно невелики, и в них, пожалуй, даже по-семейному уютно.
— Можно подумать, когда строился дом, ты только и думал об удобствах будущей супруги, — фыркнула Маджи.
Он приподнял ее за подбородок, чтобы видеть глаза.
— Если ты не бросишь свои ядовитые шуточки, мне придется преподать тебе специальные уроки, моя женушка.
Маджи заметила сердитый блеск темно-карих глаз, почувствовала едва сдерживаемый гнев и невольно смолчала.
— Так-то лучше, Маджи, — усмехнулся Никос. — Каждый из нас получил не совсем то, что ожидал от
