Долли Нейл
Молодая жена
Глава 1
Джули проснулась около семи. С наслаждением потянувшись, она с легкостью, присущей девятнадцатилетнему возрасту, вскочила с кровати.
В своей выцветшей голубой поплиновой пижаме девушка выглядела не старше пятнадцати. Быстрыми энергичными движениями она расчесала каштановые волосы и резинками закрепила их в два хвостика. Стащив с себя мятую пижаму, Джули потянулась за яркими лоскутами хлопка, брошенными на стуле.
Весь ее гардероб состоял из единственной льняной васильковой юбки, нескольких блузок, шорт и пары самодельных бикини. Но это несильно беспокоило Джули, поскольку чаще всего она купалась и загорала вообще без одежды и ее гладкая юная кожа была покрыта изумительным золотистым загаром.
Кроме светло-красной помады, привезенной отцом из Сент-Винсента к ее восемнадцатилетию, она никогда не пользовалась какой-либо другой косметикой.
Джули никогда не заботило, как она выглядит. Ее не смущал прямой мальчишеский подбородок с ямочкой, обсыпанный милыми веснушками нос, слегка покрасневшие от долгого продолжительного ныряния глаза. Она нечасто смотрела на себя в зеркало, чтобы быть довольной или, наоборот, выразить неудовлетворение своим внешним видом. Ее занимали совсем другие вещи.
В это утро, как обычно, она взяла с блюда, стоящего на столе на веранде, несколько бананов и съела их, спускаясь по тропинке к пляжу.
Около часа девушка плавала и плескалась в чистой изумрудной воде, загорала на белом коралловом песке, а затем вернулась в бунгало. Завтрак ждал ее на столе: плод авокадо, вареное яйцо и большой стакан козьего молока. Джули уже допивала молоко, когда из своей комнаты вышла Гизела. Она была в черном нейлоновом халатике, волосы, накрученные на бигуди, прятались под небольшой шапочкой. Лицо было покрыто толстым слоем крема. Когда ее муж был дома, она приводила себя в порядок до того, как появиться на веранде. Но сегодня Джонатан отсутствовал.
– Доброе утро, Гизела, – как можно дружелюбнее поздоровалась Джули.
Ей с трудом удалось выдавить из себя улыбку: один только вид мачехи был ей неприятен. Десять месяцев совместной жизни с этой женщиной не заставили ее переменить свое мнение о ней.
Гизела опустилась в кресло и вытянула свои красивые ноги.
– Скажи тетушке Лу, чтобы она поторопилась с моим кофе, ты слышишь меня? Я плохо спала сегодня и чувствую, что у меня начинается головная боль.
– О, мне очень жаль. Ты приняла аспирин?
– Разумеется. Что за идиотский вопрос?
Джули покраснела и прикусила губы.
–Я принесу тебе кофе, – мягко сказала она и заторопилась в домик кухарки.
На острове были только два помещения для жилья. Бунгало из трех комнат, которое занимала семья Джонатана Темпла, и домик, крытый пальмовыми листьями, где жила тетушка Лу со своим семейством.
Тетушка Лу была большой толстой жизнерадостной матерью одиннадцати детей, пять из которых все еще жили вместе с ней. Она готовила для семьи Темпл и убиралась в их доме, а ее муж Эркюль ловил рыбу и выращивал сладкий картофель, томаты и аррорут.
Джули очень любила тетушку Лу, а Гизела с высокомерием относилась к ней, стараясь лишний раз подчеркнуть, кто в этом доме хозяйка, а кто – прислуга.
– Ты не должна позволять ей никакой фамильярности, – заявила она вскоре после своего прибытия.
– Что ты имеешь в виду? – озадаченно спросила девушка.
– Она – прислуга и должна знать свое место.
– Но я люблю ее! Она чудная и очень хорошо ко мне относится.
– Ах, такие вещи не нуждаются в объяснении, – раздраженно сказала Гизела. – Ты невероятно наивна для своего возраста. Я думаю, что тебе не следовало так долго находиться на этом острове. Бог знает, как ты будешь жить, когда тебе придется общаться с цивилизованными людьми.
Это «когда» заставило Джули замереть от тревожного предчувствия.
До появления мачехи она никогда не задумывалась о будущем. Этот остров был ее домом с тех пор, как ей исполнилось одиннадцать лет. Дет-ские воспоминания о жизни в Англии не были особенно приятными. И она всегда считала, что ее жизнь с отцом на Солитэре будет продолжаться вечно.
Но Гизела была не из тех людей, которые могут быть счастливы на острове размером в десять акров – даже таком идиллическом, как Солитэр. Она не умела плавать, не загорала на солнце из боязни испортить цвет кожи, напоминающей лепесток магнолии. Она не любила читать и получала удовольствие только от танцевальной музыки. Тишина и одиночество быстро надоели ей.
Она была довольна только первые два-три месяца, так как относилась к тем женщинам, которые нуждаются в восхищении, а Джонатан с рабской преданностью поклонялся ей, как богине. Естественно, ему хотелось рисовать ее, воспроизвести на холсте каждую черточку ее роскошного тела. Гизела позировала ему, хотя и выражала неудовольствие из-за того, что долгое время приходилось сидеть неподвижно. Однако мысль о том, что эти портреты будут известны всему миру, необыкновенно подогревала ее тщеславие.
Но вскоре и это ей надоело, и Гизела упросила мужа взять ее в поездку на острова Мартинику и Тринидад. Джонатан согласился без всяких возражений. Они останавливались в лучших отелях и проводили дни в торговых центрах, а вечера – в ночных клубах. Джули оставалась на Солитэре. Она знала, что Гизела не хотела, чтобы Джули присоединилась к ним. Девушка не настаивала, так как не могла видеть отца, охваченного безумной страстью этой женщине.
Но сейчас, десять месяцев спустя, даже регулярные поездки на большие острова не разгоняли тоску Гизелы. И она начала предпринимать попытки убедить мужа навсегда оставить Солитэр.
Делалось это довольно осторожно. Она ничего не говорила напрямую, лишь время от времени бросала внешне незаинтересованные замечания о том, что Джули нуждается в обществе сверстников, что она лишена тех развлечений, которые доступны другим девушкам в девятнадцать лет.
До сих пор Джули удавалось доказать отцу, что она счастлива там, где находится. А он, не понимая, насколько его молодой жене ненавистна жизнь на этом острове, разрушал ее дьявольские козни самыми обычными возражениями.
– Я не думаю, что Джули тоскует по вечеринкам и молодым людям. Ты же знаешь, что ей нравится жить здесь. Она находится в своей стихии. Ей доставляет больше удовольствия нырять за омарами, чем завлекать молодых людей.
– Она никогда не сможет встретить ни одного молодого человека, – услышала Джули раздраженный ответ Гизелы.
Но отец только рассмеялся и беззаботно заметил:
– Нет, просто она не думает об этом сейчас, дорогая. Еще очень много времени пройдет, пока она расправит крылышки.
Когда Джули вернулась на веранду с кофейником, полным черного кофе, Гизела курила сигарету. Именно ее пристрастие к курению привело к скандалу, произошедшему две ночи назад. Джонатан часто мягко протестовал против этой ее дурной привычки. Но позапрошлой ночью, когда он снова стал настаивать, чтобы она бросила курить, Гизела пришла в ярость.
В это время они оба были на веранде, и, хотя Джули уже отправилась спать, она не могла не слышать гневных реплик, которыми обменивались супруги.
Наконец Гизела хлопнула дверью в их спальню и заперлась там. Ощущая почти физическую боль, Джули слушала, как ее отец пресмыкался перед нею, умоляя простить его и впустить в их спальню. И, в конце концов, когда Гизела даже не ответила, он тихо застонал и ушел на берег.
Он не возвращался всю ночь, а вчера рано утром они с Эркюлем отправились ловить рыбу у одного из соседних островов. Они могли провести там несколько дней.
– Налей мне чашечку, – сказала Гизела зевая, когда Джули поставила поднос на стол. – Боже, что за скучное место. Ни телевидения, ни радио... ничего! Я готова просто выть от тоски.
– Только в пятницу ты была в Нью-Йорке, – напомнила ей Джули.
Коллекция картин ее отца, включающая один из портретов Гизелы, демонстрировалась в
