впечатление, что тот смотрит на нее сверху вниз, хотя на самом деле было наоборот.
Ванесса поджала губы, пытаясь вновь вернуться к той самоуничижительной вежливости, до сего дня бывшей ее второй натурой при общении с этим человеком.
– Несомненно, у вас есть более важные занятия, чем наблюдать, как я стелю постель.
– Да нет, – нелюбезно произнес тот. – На отдыхе всегда очень приятно смотреть, как трудятся другие.
– У вас отпуск? – Ванесса надеялась, что ее голос не выдал ужаса, который она испытала. Раньше мистер Сэвидж никогда не задерживался в Уайтфилде более чем на уик-энд. Неужели он собирается пробыть здесь дольше воскресенья? Она подумала, что не выдержит такого напряжения.
Слоняющийся без дела Бенедикт Сэвидж, без сомнения, будет скучать, а на досуге он, возможно, найдет, чем занять свой интеллект, например, попытается отгадать загадку, которую лучше всего оставить нерешенной.
Пытаясь скрыть тревогу, Ванесса рванула зацепившуюся простыню и кое-как скомкала ее в руках.
– Более или менее, – рассеянно ответил тот, наблюдая, как она поднимает с пола остальное белье. – Вас, кажется, одолевают тревожные мысли. Вас что-нибудь беспокоит, Флинн?
Еще один беспрецедентный вопрос. Вот момент, чтобы признаться во всем и отдаться на его милость!
Только Ванесса опасалась, что милосердия у него нет, ведь заявил же он во время их знакомства, что не делает пустых угроз, да и потом она была свидетелем того, как он безжалостно расправлялся с теми, кто оказался бесчестным или вероломным. Будь то служащие или друзья – для него они просто переставали существовать. Ванесса уже завязла по уши в обмане и, кроме того, нарушила его золотое правило: не смей быть женщиной.
– Нет, почему вы так думаете? – К сожалению, на последнем слове ее голос прозвучал надтреснуто.
– Сегодня утром вы выглядите… немного… озабоченной.
О Боже!
– Неужели? – живо встрепенулась она. – Ну, ваш приезд действительно застал меня врасплох. – Она была рада, что мгновенно нашла подходящую отговорку. – Боюсь, я не очень быстро реагирую на сюрпризы.
– Правда? А Конгрев утверждал, что неизвестность составляет одну из радостей жизни, – учтиво произнес он, несомненно пытаясь задавить Ванессу своим интеллектом. На нее это не произвело впечатления. Все умеющие читать могут щеголять цитатами из английской классики. Хоть она и не училась в университете, зато много читала. С кем-нибудь другим ей, может, даже и было бы интересно поиграть в глупую дуэль цитатами. Ему же она предоставила возможность считать ее глупой и скучной, совершенно не заслуживающей его внимания.
– Но не для меня, – твердо сказала Ванесса, потихоньку продвигаясь к двери и сжимая в руках узел с бельем.
Она не доверяла этой его внезапной общительности. Раньше он никогда не обнаруживал склонности обсуждать вопросы литературы или философии со своим дворецким… или «исполнительным помощником по домашнему хозяйству», как он предложил переименовать ее должность, но Ванесса уничтожила эту идею на корню. Она дворецкий и гордится этим. Этому ее учили, и это было у нее в крови. Ее отец-англичанин был дворецким в величественном британском имении, бывшем его полной епархией; день за днем девочка видела, как он управлял делами, а ведь это был не только дом, но и родовая усадьба, к тому же имеющая 300-летнюю историю. Ванесса лелеяла надежду, что когда-нибудь займет такое же положение, но, как она обнаружила, жизнь довольно жестоко расправляется с юношескими амбициями.
– Нет? Меня это удивляет. Я думал, вы как раз сильны умением справляться с неожиданным. Ведь у вас никогда не было проблем, несмотря на самые причудливые прихоти моих гостей.
– Я не говорю, что не справляюсь, – пыталась оправдаться Ванесса. – Я просто сказала, что не очень хорошо воспринимаю неожиданности – я имею в виду в личном плане. У меня внутри все… – Она уже жалела, что сказала слишком много. Он пристально наблюдал за ней, что еще больше усиливало ее тревогу.
– Приноравливайтесь ко мне. В конце концов, вы можете себе это позволить. Вы же знаете, что я не могу вас уволить, – внезапно сказал он.
– Не можете? – переспросила Ванесса, чувствуя здесь непредвиденную ловушку.
– Ведь тогда я бы поставил под удар все, что здесь делаю, ведь так?
– Разве? – Теперь Ванесса была уже озадачена.
– Вы могли бы на целые годы связать мне руки судебными тяжбами…
– Я могла бы?..
Ее реакция была слишком быстрой, и в ней читалось любопытство. Бенедикт сощурил глаза. Ванесса выпрямилась и расправила плечи, характерным движением выставив вперед подбородок, чтобы подчеркнуть свое физическое превосходство.
– Я могла бы, не так ли? – повторила она, с изрядной долей угрозы, однако не смогла скрыть многозначительного колебания.
– Вы могли бы?
– Да. – Не сознавая этого, Ванесса закусила полную нижнюю губку.
– А каким образом вы бы сделали это?
Она была в еще большем недоумении, а выражение его голубых глаз сулило бурю и предвещало, что ей не выплыть. Казалось, его что-то забавляет и – все внутри у нее перевернулось – вызывает сочувствие!
– Ну, я… я…
– Вы не знаете, да? – мягко произнес он. – Вы совершенно не представляете, о чем я говорю.
Она выпятила подбородок еще сильнее.
– Нет. – Ее тон показывал, что у нее и нет желания выяснять это.
Но он остался при своем мнении.
– Вы поняли, что объяснял вам адвокат судьи Ситона? – спросил он все с той же, приводящей в бешенство, мягкостью. – Он заверил меня, что поговорил с вами сразу же после похорон.
Ванесса нахмурилась, пытаясь припомнить, и ее гладкий широкий лоб избороздили морщины.
Судью Ситона она считала не только своим спасителем, но и человеком, достойным всяческого уважения, восхищения и привязанности.
Он спас ее из глубин несчастий, а девушка, в свою очередь, оставалась рядом с ним во время переездов по всему миру, спасая от бездеятельности, которую принесла нежеланная отставка, от превратностей старости и его вспыльчивого характера. Пришло время, когда судья, отшельник по натуре и убежденный холостяк, начал страдать от провалов памяти, с трудом передвигался. Ванесса оказалась именно тем человеком, кто умел избавить его от приступов депрессии. Она даже уговорила его начать писать книгу, над которой он все еще с энтузиазмом работал перед самой кончиной, – историей Уайтфилд- хауса, ставшего его родным домом, и всей округи Коромандел.
Здоровье его все ухудшалось, и смерть не должна была стать неожиданностью для Ванессы, тем не менее, это был удар. Во время похорон девушка все еще была в оцепенении и подсознательно враждебно относилась к любой угрозе перемен в той тихой гавани, которую она старалась создать для себя в Уайтфилде. Ее сознание отключалось при малейшем упоминании о надменном молодом узурпаторе, который, как ей казалось, бессовестно быстро собирался вступить в права наследования, если учесть, что до этого никогда не давал себе труда навестить своего благодетеля, когда тот был еще жив, и даже не соизволил проводить его в последний путь.
Когда неделю спустя после похорон Бенедикт Сэвидж наконец объявился собственной персоной, он оказался разительно непохожим на покойного судью, и физически, и по темпераменту, – субъектом, вызывавшим у Ванессы полное неприятие.
То, что враждебность между ними была обоюдной, как нельзя лучше отвечало ее предубеждению, и она не искала этому никаких объяснений, кроме самых поверхностных. Враждебность со стороны мужчины не нарушала ее безопасности и вполне устраивала. Напротив, интерес со стороны мужчины заставлял ее
