Но страха не было. Была только усталость в убитых бегом ногах.
— Передохни, прежде чем начнем, — безучастно предложил Ричард, присев на камень.
«Такой голос должен быть у гор, или скал» — подумал Ферро, прислонившись к каменной плите, выросшей из болотного мха.
— Могу я дать тебе совет, человек? — развернулась голова мечника к беглецу. При этом двигалась только она, будто не имела никакой связи с телом.
Беглец, не раздумывая, утвердительно кивнул.
— Держи дистанцию. Меч подобный твоему хорош только на расстоянии. Берегись выпадов. Не подпускай меня. Пользуйся длиной своего оружия. И тогда, быть может, мы неплохо пофехтуем.
Фер криво улыбнулся. Он не настолько глуп, чтобы следовать советам врага. Дыхание восстановилось. У него нет шансов победить. Но ради защиты прекрасного облака он сделает все.
— Жаль, я не догнал тебя ближе к замку, — без всякой интонации продолжил любитель неплохого фехтования. — Я бы мог одолжить один из своих мечей. Этот тебе не подходит.
— Вы очень благородны, Господин.
— Благодарю, — лязгнул шлем в легком поклоне. — Начнем?
— Я бы хотел отдохнуть еще, Господин.
— Может еще вздремнешь? — если бы не шлем, Ферро поклялся бы, что рыцарь иронически улыбается.
Солнце близилось к закату. Где-то там, высоко, Мастер Ветра гнал мрачные тучи прямо по курсу Рейнгарда, обещая очередной ливень. Сверху упала пара нечаянно пролитых им холодных капель.
— Как мне поступить с твоим телом? Сжечь, как воина и легионера, или отдать земле, как делают эльфы и орки?
— Сожгите, — чуть подумав, ответил свинопас.
— Мое прошу похоронить в земле, а сверху воткнуть деревянный крест. Вот так. — Рыцарь показал жестом, как следует поставить крест. Никогда ранее Ферро не слышал о подобных могилах, но отчего-то снова кивнул:
— Согласен.
— Обычно я срубаю крест сам, чтобы не обременять противника лишними заботами в случае поражения, но, к сожалению, у нас нет такого количества времени. И, боюсь, он все равно не пригодиться. — Рыцарь встал, принимая странную фехтовальную позу, протянув лезвие вперед. — Мы можем прочитать вместе молитву перед началом, если ты того желаешь.
— Молитва? Что это, Господин?
— Не имеет значения, — качнул плечом рыцарь, медленно двигаясь к Ферро с клинком наперевес. — Помни о дистанции.
— Ты когда-нибудь вел в бой хоть кого-нибудь, Император? — ведущий легионы Дорн разлегся поудобнее. Оружия у него не было. Вероятно, угрозы нужны были лишь в первый раз. — Хотя бы слуг на охоте?.. Игрушечных солдатиков?..
Стормо покачал головой.
— Ну так слушай же, потомок, — древний император грозно нахмурился, точно сизый филин, и тут же язвительно взорвался. — Береги, твою мать, боевой строй! Что ты творишь? Еще секунда, и вас разобьют! Да оглянись же ты!
…видение развеялось криками, воплями и стоном. Пропало также внезапно, как и началось. Стормо окатило холодной испариной. Сквозь плотную завесу тумана пришел враг. Неведомый, страшный и неуязвимый. Стояла полная неразбериха. Хаос. Паника. Центурий Богус вырвался вперед, раздавая оплеухи палашом налево и направо, раскидывая вокруг себя вражеских воинов. Но те воины не спешили умирать. Вставали с порубленными лицами и покалеченными телами, отряхивались и били в ответ. «У них нет крови! Нет крови!» — рычал кто-то из легионеров, зажимая собственные раны, отчаянно отбиваясь от смешанного отряда мертвых гоблинов, орков и человеческих стражей. «Это же Гули! Варравий, мерзкий засранец! Где твой чер-рный огонь!?» — взревел Богус.
Из тумана выныривали новые и новые фигуры. Кто зашел им в спину, кто в голову, третьи сочились сквозь них, вбивая клин в плотный ряд. Воздух наполнился шипящими змеями стрел. «Гули не стреляют из луков! Гули не умеют стрелять из луков!» — возопил в ответ Варравий, вытаскивая каленый наконечник из обрубка своей ноги.
— Окружение! Берегите Императора! — орал громче остальных Тигль Римус, попутно раздавая и другие команды. Но кто ж его услышит, когда и себя то в пылу боя не слышно?
Гуль выпрыгнул из хаоса сдвинутых тел. Вытянулся вперед, пытаясь настичь, достать императорскую плоть хотя бы краем клыков. Стормо успел рассмотреть каждую жилку, каждую капли крови в оскаленной гнилой пасти. Он не успел ни ударить, ни размахнуться толком, просто выставить фламберг вперед — и то было все, на что хватило бойцовских навыков юноши. Очки упали с носа, шарф разметался, гуль оставил когтем глубокую царапину в его щеке… Но выставленного лезвия оказалось достаточно. Серебряный декор меча засвистел, как свистит чайник в пламени костра, — гуль съежился сырым мясом на сковороде, болезненно отшатнувшись и выпуская пар там, где напоролся на оружие Стормо.
— Руби, руби его, мой император! — раздался голос Тигля из неорганизованной толпы.
И Стормо рубил. Мечи других отскакивали от врагов, как от камня. А фламберг входил в гнилую плоть легко и споро, как и полагается хорошо заточенному клинку. Мгновение, и с гулем покончено. Неужто детская игрушка годится на нечто большее, чем красоваться перед зеркалом?
Стормо, не раздумывая, бросился вперед, нарушая все многочисленные указания своего советника. У остальных дела шли куда хуже, нежели у него.
— Строй! СТРОЙ! — крикнул Стормо не своим голосом. Испуганный визг уличной девки, а не приказ, — наверняка сказали бы Дорн и Горак, посмеиваясь. Но легионеры услышали.
Они не слышали друг друга и самих себя, они не слышали легата Римуса и своих командиров, Богуса и Варравия. А его, Стормо, с тонким, почти девичьим голосом услышали. Услышали и повиновались. Богус подхватил раненного соседа, и отправил пинком в тыл. Плечи сомкнулись сами собой. Доспех к доспеху. Меч к щиту. Вражеские стрелы беспомощно скрипят по ряду блестящей стали. Мертвецы напирают, как бешенные. Напирают и отбрасываются назад.
— Черный огонь, Варравий! — выкрикнул Стормо следующий приказ. Намного четче и уверенней, подобно настоящему Ведущему легионы.
— Да, мой Император, — ответил Могулус с телеги. Он и сам давно догадался, что обычным оружием «этих» не взять. Все возился с бочкой черного масла и дулом старинного огнемета, унимая накатившую дрожь рук, поминутно шепча самому себе: «Спокойствие, Варравий, спокойствие. Ты где-то там, в тоннелях родных гор. Родная штольня, трещит пламя печки — Ай, хорошо тебе, Варравий! Ай, как тепло!». Центурий- Гном трусом не был, но был он не раз в отрядах огневиков, что слишком поспешно разжигали черный огонь. Нет тех отрядов больше… Но теперь он закончил. Пламенная струя плюнула с вершины телеги, унося в ничто мрак тумана и мертвую плоть врага.
Варравий бил прицельно поверх голов своих же воинов, струя горящего масла разила на добрых десять шагов. Нет ног у Варравия, а рука еще помнит, твердая у него рука — улыбался седой бородатый гном, красный в отблесках пламени да черный от летевшей копоти.
Одна гнилая рожа, изуродованная смертью, сменялась другой, а затем обе исчезали в пламени или под целым градом секущих мечей. Удар. Второй. Третий. «Эх, косу бы!» — сетовал рычащий Богус, перерубливая чей-то хребет, наступая тяжелым латным ботинком в чьи-то кишки, проворачивая лезвие в глазнице ретивого гуля. Их становилось все меньше и меньше, но они шли вперед все яростней, пока и стоящие позади мертвые стрелки не побросали луки и не кинулись навстречу строю, прямиком в черное пламя.
Последнего добивали сообща. Крепкий он был, как и прочие гули. Легионеры отрубили ему все четыре конечности, повыбивали все зубы, и тот лежал злобным обездвиженным месивом. Безумно скалился гнилой дырой рта по сторонам.
— Сожги ты его, Варравий.
— Еще чего! Черный огонь тратить! — скупо огрызнулся гном, подгоняя лошадку — Чего встали?