сейчас бежать к Триантафилиди.
Зайди, умойся. Я с тобой в таком виде не пойду, — остановила его Маша.
А мама твоя?
И мама не пойдет.
Я не про то. Мама не проснется?
Ой, у нее же передача! — спохватилась Маша и кинулась к телевизору.
Мамин репортаж уже начался.
Опять показали санитарный микроавтобус номер сто тридцать семь. Только теперь он стоял у какой-то неизвестной стены, и в кузове лазили серьезные люди в белых и синих халатах. Мама совала одному микрофон, а он отворачивался и говорил: «Результаты экспертизы покажут». Потом бойкая седая женщина предсказывала, что результаты экспертизы ничего не покажут. Микроавтобус побывал в морской воде, да еще в шторм, и в нем бесполезно* искать следы грабителей. Но все равно искать нужно, потому что в криминалистике случаются чудеса. Лично ей случалось найти отпечаток пальца в горлышке бутылки, внутри, потому что преступник проталкивал пробку пальцем.
Женщина была экспертом-криминалистом на пенсии. Она интересно рассказывала случаи из своей богатой событиями жизни. Но это все было в прошлом. Об ограблении музея пенсионерка знала не больше, чем любой посторонний человек.
— Нам удалось разыскать свидетелей, которые видели «Скорую помощь» в ночь ограбления, — веско сказала с экрана мама.
Показали свидетелей — старух и мальчишек. Старухи путались: может, «Скорая», а может, и не «Скорая», а просто белая машина. Мальчишки толкались, заглядывали сбоку в объектив телекамеры и врали напропалую (Маша-то уж точно им не поверила бы).
В общем, журналистское расследование Маргариты Незнамовой было не хуже и не лучше других журналистских расследований. Но впечатлительный Петька так им увлекся, что снова забыл про любовь. По дороге к Триантафилиди он даже не пытался взять Машу под руку. Петьке нужны были обе руки, чтобы ими размахивать.
Класс! Твоя мама прям Глеб Жеглов и Володя Шарапов! «Первым выходит Горбатый!» — восхищался Петька, сияя плохо отмытой от краски физиономией. Руками он крутил, как вентилятор, то взваливая на плечо воображаемую телекамеру, то показывая какие-то смертоносные приемы борьбы.
Чепуха это все, — сказала Маша. — Журналист выдаст сотню догадок, потом одна окажется правильной, и он скажет: «Моя версия подтвердилась». А на самом деле главное — все проверить, отказаться от неправильных догадок, и тогда правильные сами останутся. Журналист этого не может и не сможет никогда.
Ну почему?! — Кажется, Петька даже обиделся за ее маму.
Потому же, почему милиционер не напишет интересную заметку в газету. Они знаешь как пишут? Не «ударил сверху вниз», а «нанес удар в вертикальной плоскости». Журналист рассказывает интересно, а милиционер — точно. У мамы пенсионерка рассуждает: может, есть следы в машине, может, нет. А у следователя работают настоящие эксперты. Если даже они скажут «нет», это будет железное «нет». Значит, следователь вычеркнет одну неправильную догадку и думать о ней забудет. Так потихоньку он и доберется до преступника. И скажет журналисту.
Откуда ты все знаешь, Незнамова? — завистливо вздохнул Петька.
Книжки надо читать, — ответила Маша и подумала, что дедушка-разведчик мог бы научить ее уйме полезных вещей. Если бы не оказался жуликом.
Южную окраину города невидимым облаком накрывают запахи соленой рыбы. Чем ближе к тарному заводу, тем они сильнее. Шагах в двухстах от заводского забора приятные съестные ароматы густеют до вони. От нее подкатывает ком к горлу.
Никому не хочется жить рядом с тарным. Здесь даже сараев не ставят. На заросшем седой полынью пустыре одиноко, как оброненный, торчит Макарихин дом. Укропольцы уже забыли, кто была эта Макариха и как ее угораздило поселиться в таком вонючем месте. Дом давно пустует. Во дворе тучами носятся жирные мухи. Так что Триантафилиди не позавидуешь. Хотя пустырь огромный и у огородника будет место для опытов.
Маша уже жалела, что согласилась пойти с Петькой. Гигантский помидор она видела и по телику, а попробовать его Триантафилиди все равно не даст.
Петька почувствовал ее настроение и сказал:
Он интересный старичок, Триантафилиди. Друг молодежи.
Откуда тебе знать? Ты же вчера весь вечер лодку чинил.
Мне Витька сказал. У него практика на морском буксире, и он пообещал боцману стырить на тарном дубовую доску. Не знаю зачем — для поручня какого или для рамы.
Петька огляделся и — цап — все-таки взял Машу под руку. А она сделала вид, что ничего не заметила.
— Пошел Витька на завод, — удивленным голосом продолжал Петька. Наверное, он ожидал получить по шее. — Видит, у Макарихина дома стоит мебельный фургон. Витька повертелся рядом: интересно же, кто вселяется. А Триантафилиди зазвал его в гости, помидор показал.
В общем, негордый дедулька. «Заходи, — говорит, — когда хочешь. Это хорошо, что ты в Сочи учишься. У меня там знакомые, может, прихватишь для них посылочку — овощей каких или фруктов. В Сочи же все дорогое, несчастные люди, без огорода живут. А я тебе заплачу за беспокойство». Интересно, сколько заплатит, — деловито закончил Петька. — Может, стоит иногда смотаться в Сочи специально для Триантафилиди?
Бизнесмен, — хмыкнула Маша. — Забыл, как тебе на бензоколонке навешали горячих? Тоже хотел заработать.
Там своя мафия, девятиклассники, — без зависти сказал Петька.
Триантафилиди не было дома. На калитке висел жирный от смазки новый замок. В Укрополе такого не водилось: дома запирали, а калитки — никогда.
Вот это друг молодежи! — изумился Петька и, не раздумывая, полез через забор.
Зря ты, — сказала Маша. — Видишь, человек не хочет, чтобы к нему лазили, замок повесил.
Но Петька уже спрыгнул во двор. Между редкими досками забора смешно просунулись его сложенные трубочкой губы и нос:
— Пойдем, хоть в окно глянем на помидор и вообще, как человек устроился.
И Маша сдалась:
— Ладно, только ты отвернись.
Она взяла край подола в зубы, чтобы руки были свободны, подтянулась и перелезла через забор еще быстрее, чем Петька.
Макарихин дом выглядел нежилым. Ни цветов, ни овощей в заросшем полынью огороде. По стенам змеился одичавший виноград с мутными мелкими ягодами. За грязными окнами слабо различалась комната со шкафом и горой узлов и чемоданов. В одном окне стекло треснуто, в соседнем и вовсе разбито. Триантафилиди заслонил его фанеркой.
Маше стало жутковато, хотя в детстве она бегала играть в Макарихин дом — разумеется, когда там не жили. Дом часто давали каким-нибудь нужным для города приезжим: то молодой учительнице, то милиционеру. Но долго ни один жилец не выдерживал и просил хоть самую маленькую комнатку, лишь бы подальше от вонючего завода.
— Пойдем отсюда, — поежилась Маша, — Не хочу я ни помидора, ничего. А то еще Триантафилиди вернется и подумает, что мы воры.
Петька толкнул фанерку в окне, и она упала.
— Не подумает. Сейчас увидим, что за помидор! — Он просунул в разбитое окно голову, потом плечи, потом втянулся по пояс. — Витька сказал, большущий. А мы его — того… Посмотрим.
Петька говорил бодро, как настоящий мужчина в кресле у зубного врача. Было ясно, что он уже ненавидит все помидоры на свете и мечтает пойти домой. Но Петька не любил признавать свои ошибки. Раз обещал показать гигантский помидор, то покажет. Хоть насильно, а покажет и будет делать вид, что это интересно.
