— Ага, ворованный, — сказала Маша и прибавила шага.
— Гадом буду — нет! — с отчаяньем крикнул ей в спину бомж. — Я его в старом доме нашел!
Маша остановилась и посмотрела на рюкзак: новый, почти не грязный.
— Дом в Тихом тупике?
— А где ж еще! Он тут один такой.
Бомж был одет в синее дамское пальто, сшитое на толстуху. Он болтался внутри, как язык в колоколе.
— А давно? — спросила Маша.
— Скажешь, что ты его потеряла?! — испугался бомж и спрятал рюкзак за спину.
'Не скажу. Но я, кажется, знаю, кто потерял', — про себя ответила Маша, а вслух спросила:
— Сколько вы хотите?
— Да на бутылку. А какой рюкзак! — стал расхваливать бомж. — Вот тут расстегнешь 'молнию' — и он в три раза больше. Хошь, книжки в школу носи, хошь, картошку. Я бы пятьсот рублей за него взял, да спешу. Трубы горят, надо поправить здоровье.
— Две бутылки, если покажете, где нашли рюкзак, — сказала Маша.
— Да вон же! — Бомж показал грязным пальцем. — Не знаешь, что ли? Выходишь со двора…
— Знаю, — перебила Маша. — А в самом доме, внутри, где он лежал?
— У подвала под лестницей.
— Вот и ведите меня под лестницу.
— А не боишься? — ухмыльнулся бомж.
— Я ничего не боюсь, кроме опасностей, — ответила Маша фразой из одной любимой книжки. — Встречаемся через десять минут у забора.
— Ни-ни! — заартачился бомж. — Сперва на бутылку, на одну, а потом — что хошь! Я с бодуна и на забор не влезу — вишь, как руки трусятся?
— Потом я вас не найду.
— Это да, — самодовольно подтвердил бомж. — Широкий человек Витя Галенкин: начнет гулять и сам не знает, где окажется. Витя Галенкин — это я, — объяснил он, хотя и так было ясно. — А ты, может, из дома мне вынесешь для поправки здоровья?
— Вынесу, — пообещала Маша. — Бегом побегу! Только вы уж идите к забору. Придете, а я уже там с водкой. Обещаете?
— Клянусь репутацией Вити Галенкина! — ударил себя в грудь бомж.
Маша бросилась к дому Сергейчика. Конечно, репутация Вити Галенкина — вещь серьезная. Но больше надежд у нее было на то, что бомж не успеет продать рюкзак кому-нибудь еще.
В квартире была только Кэтрин.
— Папа еще ходит по подъездам, а мама побежала колбасу покупать на стрельбы, — доложила она.
Слушая вполуха, Маша носилась по кухне. Завернула два блина с селедкой, нашла в холодильнике бутылку водки, из которой Сергейчик с Дедом едва пригубили, отлила половину в чашку, чтобы бомж не напился сразу… Кэтрин умолкла. А Маша, разыскав непрозрачный пакет, сунула туда бутылку и закуску.
— Ты куда?! — ужаснулась Кэтрин.
— По дороге расскажу. Тащи фонарик. А фотоаппарат у вас есть?
— Тебе какой, 'мыльницу' или 'Полароид'?
— Давай 'Полароид', — обрадовалась Маша. — Сколько там кадров?
— Штук пять осталось.
— Давай! — Маша повесила сумку на плечо. Эдик путался под ногами. — Его тоже бери. Побежали!
Схватив 'Полароид', Маша потащила ничего не понимающую Кэтрин из квартиры. Щенок на поводке кубарем катился за ни ми.
В подъезде Кэтрин спохватилась:
— Я в тапочках! Надо вернуться!
— Ничего, здесь недалеко!
Они перебежали через двор, не давая щенку задрать ламу, и выскочили в Тихий тупик. Бомжа не было!
— Зачем ты меня сюда притащила?! — начала заводиться Кэтрин.
— Сейчас, сейчас… — Маша оглядывалась. — Вон он!
Вприпрыжку поспевая за какой-то женщиной, Витя Галенкин протягивал ей рюкзак. До места встречи у забора бомж не дотянул ста шагов. Женщина остановилась и полезла в сумку — за кошельком, конечно. Еще несколько секунд, и рюкзак перешел бы к ней!
— Папочка! — во все горло завопила Маша. — Не продавай! С чем я в школу пойду?! Женщина, не покупайте у него! Папа! А вот что я достала!
Бессвязно крича и размахивая бутылкой, она бежала к Вите и его покупательнице. Бомж все еще пытался всучить женщине рюкзак. Он мотал головой и разводил руками, видно, доказывая, что Маша ему не дочь.
— Папочка! Папуля, за что?! — добавила слезы Маша. За ней бежали Кэтрин и очень довольный игрой Эдик.
Скорее всего, он и решил дело. При виде пса с черной оскаленной мордой женщина стала резво уходить.
Бомж дернулся за ней, но Маша подскочила и вцепилась в его шершавую руку.
— Ты чего?! — взвыл Витя, напуганный то ли псом, то ли появлением 'дочки'. — Какой я тебе папа!
— Конечно, — сказала Маша, — какой ты мне папа! И сунула ему бутылку.
— 'Парламент'! — сразу же успокоился Витя. — Знаем. Но до сих пор не пили.
Сунул горлышко в бороду, запрокинул голову и в два глотка исправил свое упущение.
— Закусывайте, — Маша сунула ему пакет с блинами.
— Блины! Домашние! — растрогался бомж. — Год не ел, честное слово! С селедочкой! Доченька!
— Но-но! Без фамильярностей! — Маша отодвинулась, боясь, как бы пахучий Витя не полез целоваться от полноты чувств.
У Кэтрин было отсутствующее выражение лица, означавшее: 'Я ничего не понимаю и уже не надеюсь понять. Но кто-то определенно спятил с ума!'
Маша сунула Кэтрин 'Полароид' и встала рядом с бомжем, который увлеченно заглатывал блины:
— Щелкни нас.
Кэтрин покрутила пальцем у виска, но щелкнула. Визжа моторчиком, 'Полароид' выплюнул готовую карточку.
— Ух ты! — потянулся к ней Витя. — Подаришь?
— Потом, — сказала Маша. — За рюкзак мыв расчете?
— Эх, пропадай моя телега! В расчете. Цени Витю Галенкина: за полбутылки уступил, а тетка обещалась дать на две!
— Будет и на две. — Маша отдала Кэтрин рюкзак, а фотоаппарат взяла и повесила на шею. — Я иду в подвал вот с ним. Если через час не вернусь…
— Вернешься, — заверил бомж, — кто тебя тронет, когда ты с Витей Галенкиным?! Витю весь микрорайон знает.
— Вот я и говорю: я иду в подвал с Витей Галенкиным, и если Витя Галенкин через час не доставит меня на это место, неси его фотку в милицию!
До бомжа дошло, для чего сделана фотокарточка:
— Э, мы так не договаривались!
— А чего ты боишься? — сказала Маша. — Репутация Вити Галенкина тверже гороха. Вернемся, и я тебе эту фотку подарю на память.
— Ну, если подаришь, тогда пошли, — подобрел Витя.
