Ходит, тоись, совсем через силу,В день двух ложек не съест толокна —Чай, свалим через месяц в могилу…А с чего?.. Видит бог, не томилЯ ее безустанной работой…Одевал и кормил, без пути не бранил,Уважал, тоись, вот как, с охотой…А, слышь, бить — так почти не бивал,Разве только под пьяную руку…»— «Ну, довольно, ямщик! РазогналТы мою неотвязную скуку!..»
Жизнь в трезвом положенииКуда нехороша!В томительном боренииСама с собой душа,А ум в тоске мучительной…И хочется тогдаТо славы соблазнительной,То страсти, то труда.Всё та же хата бедная —Становится бедней,И мать — старуха бледная —Еще бледней, бледней.Запуганный, задавленный,С поникшей головой,Идешь как обесславленный,Гнушаясь сам собой;Сгораешь злобой тайною…На скудный твой нарядС насмешкой неслучайноюВсе, кажется, глядят.Всё, что во сне мерещится,Как будто бы назло,В глаза вот так и мечетсяРоскошно и светло!Всё — повод к искушению,Всё дразнит и язвитИ руку к преступлениюНетвердую манит…Ах! если б часть ничтожную!Старушку полечить,Сестрам бы не роскошнуюОбновку подарить!Стряхнуть ярмо тяжелого,Гнетущего труда,Быть может, буйну головуСносил бы я тогда!Покинув путь губительный,Нашел бы путь инойИ в труд иной — свежительныйПоник бы всей душой.Но мгла отвсюду чернаяНавстречу бедняку…Одна открыта торнаяДорога к кабаку.
Отрадно видеть, что находитПорой хандра и на глупца,Что иногда в морщины сводитЧерты и пошлого лицаБес благородный скуки тайной,И на искривленных губахКакой-то думы чрезвычайнойПечать ложится; что в сердцахИ тех, чьих дел позорных повестьПройдет лишь в поздних племенах,Не всё же спит мертвецки совестьИ, чуждый нас, не дремлет страх.Что всем одно в дали грядущей —Идем к безвестному концу, —Что ты, подлец, меня гнетущий,Сам лижешь руки подлецу.Что лопнуть можешь ты, обжора!Что ты, великий человек,Чьего презрительного взораНе выносил никто вовек,Ты, лоб; как говорится, медный,К кому все завистью полны, —Дрожишь, как лист на ветке бедной,Под башмаком своей жены.
