И жизнь кипящая, и полная свободаТебя невольно увлекли,И позабыла ты вдалиВсё, чем мучительно и сладко так пороюМы были счастливы с тобою?Скажи! я должен знать… Как странно я люблю!Я счастия тебе желаю и молю,Но мысль, что и тебя гнетет тоска разлуки,Души моей смягчает муки…
Я не люблю иронии твоей.Оставь ее отжившим и не жившим,А нам с тобой, так горячо любившим,Еще остаток чувства сохранившим, —Нам рано предаваться ей!Пока еще застенчиво и нежноСвидание продлить желаешь ты,Пока еще кипят во мне мятежноРевнивые тревоги и мечты —Не торопи развязки неизбежной!И без того она не далека:Кипим сильней, последней жаждой полны,Но в сердце тайный холод и тоска…Так осенью бурливее река,Но холодней бушующие волны…
ВорСпеша на званый пир по улице прегрязной,Вчера был поражен я сценой безобразной:Торгаш, у коего украден был калач,Вздрогнув и побледнев, вдруг поднял вой и плачИ, бросясь от лотка, кричал: «Держите вора!»И вор был окружен и остановлен скоро.Закушенный калач дрожал в его руке;Он был без сапогов, в дырявом сертуке;Лицо являло след недавнего недуга,Стыда, отчаянья, моленья и испуга…Пришел городовой, подчаска подозвал,По пунктам отобрал допрос отменно строгой,И вора повели торжественно в квартал.Я крикнул кучеру: «Пошел своей дорогой!» —И богу поспешил молебствие принестьЗа то, что у меня наследственное есть…ПроводыМать касатиком сына зовет,Сын любовно глядит на старуху,Молодая бабенка реветИ всё просит остаться Ванюху,А старик непреклонно молчит:Напряженная строгость во взоре,Словно сам на себя он сердитЗа свое бесполезное горе.Сивка дернул дровнишки слегка —Чуть с дровней не свалилась старуха.Ну! нагрел же он сивке бока,Да помог старику и Ванюха…ГробокВот идет солдат. Под мышкоюДетский гроб несет, детинушка.На глаза его суровыеСлезы выжала кручинушка.А как было живо дитятко,То и дело говорилося:«Чтоб ты лопнуло, проклятое!Да зачем ты и родилося?» Мое разочарование
