Потом они оба молчали,И дровни так тихо бежали,Как будто боялись чего…Деревня еще не открылась,А близко — мелькает огонь.Старуха крестом осенилась,Шарахнулся в сторону конь,—Без шапки, с ногами босыми,С большим заостренным колом,Внезапно предстал перед нимиСтаринный знакомец Пахом.Прикрыты рубахою женской,Звенели вериги на нем;Постукал дурак деревенскийВ морозную землю колом,Потом помычал сердобольно,Вздохнул и сказал: «Не беда!На вас он работал довольно,И ваша пришла череда!Мать сыну-то гроб покупала,Отец ему яму копал,Жена ему саван сшивала —Всем разом работу вам дал!..»Опять помычал — и без целиВ пространство дурак побежал.Вериги уныло звенели,И голые икры блестели,И посох по снегу черкал.VIIIУ дома оставили крышу,К соседке свели ночеватьЗазябнувших Машу и ГришуИ стали сынка обряжать.Медлительно, важно, суровоПечальное дело велось:Не сказано лишнего слова,Наружу не выдано слез.Уснул, потрудившийся в поте!Уснул, поработав земле!Лежит, непричастный заботе,На белом сосновом столе,Лежит неподвижный, суровый,С горящей свечой в головах,В широкой рубахе холщовойИ в липовых новых лаптях.Большие, с мозолями руки,Подъявшие много труда,Красивое, чуждое мукиЛицо — и до рук борода…IXПока мертвеца обряжали,Не выдали словом тоскиИ только глядеть избегалиДруг другу в глаза бедняки.Но вот уже кончено дело,Нет нужды бороться с тоской,И что на душе накипело,Из уст полилося рекой.Не ветер гудит по ковыли,Не свадебный поезд гремит,—Родные по Прокле завыли,По Прокле семья голосит:«Голубчик ты наш сизокрылый!Куда ты от нас улетел?Пригожеством, ростом и силой