Какой бы ценой ни досталосьЗабвенье крестьянке моей,Что нужды? Она улыбалась.Жалеть мы не будем о ней.Нет глубже, нет слаще покоя,Какой посылает нам лес,Недвижно, бестрепетно стояПод холодом зимних небес.Нигде так глубоко и вольноНе дышит усталая грудь,И ежели жить нам довольно,Нам слаще нигде не уснуть!XXXVIНи звука! Душа умираетДля скорби, для страсти. СтоишьИ чувствуешь, как покоряетЕе эта мертвая тишь.Ни звука! И видишь ты синийСвод неба, да солнце, да лес,В серебряно-матовый инейНаряженный, полный чудес,Влекущий неведомой тайной,Глубоко бесстрастный… Но вотПослышался шорох случайный —Вершинами белка идет.Ком снегу она уронилаНа Дарью, прыгнув по сосне,А Дарья стояла и стылаВ своем заколдованном сне…
IРаз у отца, в кабинете,Саша портрет увидал,Изображён на портретеБыл молодой генерал.«Кто это? — спрашивал Саша. —Кто?..» — «Это дедушка твой». —И отвернулся папаша,Низко поник головой.«Что же не вижу его я?»Папа ни слова в ответ.Внук, перед дедушкой стоя,Зорко глядит на портрет:«Папа, чего ты вздыхаешь?Умер он… жив? говори!»— «Вырастешь, Саша, узнаешь».— «То-то… ты скажешь, смотри!..»II«Дедушку знаешь, мамаша?» —Матери сын говорит.«Знаю», — и за руку СашаМаму к портрету тащит,Мама идёт против воли.«Ты мне скажи про него,Мама! недобрый он, что ли,Что я не вижу его?Ну, дорогая! ну, сделайМилость, скажи что-нибудь!»— «Нет, он и добрый и смелый,Только несчастный». — На грудьГолову скрыла мамаша,Тяжко вздыхает, дрожит —И зарыдала… А СашаЗорко на деда глядит:«Что же ты, мама, рыдаешь,Слова не хочешь сказать!»— «Вырастешь, Саша, узнаешь.