работы последовательно увеличивалось (см.:
На этой стадии работы у Некрасова возник план создания еще одной главы первой части («Пьяная ночь»), в связи с чем он вернулся к доработке главы III ранней редакции, содержавшей материал, необходимый для новой задуманной главы. Только на этом этапе, при подготовке главы III к публикации в журнале (февраль 1869 г.), она получила окончательное обозначение «Глава II» и название «Сельская ярмонка» (первоначальный вариант — «Базарный день»). От прежней ранней редакции в переработанной рукописи сохранилось лишь три одинарных листа — меньше половины прежнего их объема. Остальные листы были перенесены в рукопись новой главы («Пьяная ночь»), а последний лист с прежней концовкой «Сельской ярмонки», служивший ранее переходом к главе «Счастливые», вовсе исключен из состава рукописи и заменен другим, впоследствии тоже исключенным. На одном из новых вставочных листов Некрасов написал введение к главе с описанием холодной весны («Недаром наши странники…»), на другом — введение к эпизоду в балагане («И рад бы в рай…»). Кроме того рукопись были вставлены два старых одинарных листа с текстом эпизода с Вавилой в обувной лавочке, написанного еще в период работы над ранней редакцией этой главы, но тогда не включенного в нее. На этих листах вписан также эпизод в книжной лавочке (со строками «Эх! эх! придет ли времечко…»), а на других старых листах сделаны значительные композиционные перестановки.
Последней Некрасов создавал главу, получившую название «Пьяная ночь» и тогда же, т. е. при подготовке ее к журнальной публикации (февраль 1869 г.), обозначенную в рукописи как «Глава III». Она была образована в основном из материала двух соседних, ранее написанных глав. Для начала «Пьяной ночи» Некрасов использовал старый двойной лист с текстом ранней редакции «Сельской ярмонки» и при доработке перебелил его на двух новых вставочных листах. Сцены с описанием «стоголосой дороги» и «народной молвы» перенесены сюда на двух одинарных листах также из рукописи ранней редакции «Сельской ярмонки»[20]. Два старых двойных листа с эпизодом «У столбика дорожного» перенесены в «Пьяную ночь» из рукописи главы «Счастливые», после чего начало эпизода перебелено на новом вставочном листе. При доработке текста фамилия доброго «барина» Рыбникова (ранее просто «барин тихонький») переделана (сначала — Хлебников, затем — Веретенников). В облике Якима Нагого, который первоначально назывался «фабричным из Бурмакина»[21], затем последовательно «крестьянином из Вурмакина», «мужиком из Новоселова» и «Якимом Петровым из Пьянова», Некрасов в процессе работы усиливал черты народного трибуна. С этой целью были исключены, например, строки о нем как об одном из тех «приросших к сохе» мужиков, к которым фабричные относятся с насмешкой. В итоге был создан образ типичного представителя земледельческого крестьянства нового типа — мужика-пахаря, выступающего с пламенной речью от лица всего трудового народа (ср.:
На завершающем этапе работы над первой частью поэмы, когда Некрасов готовил к журнальной публикации две последние главы — «Счастливые» и «Помещик» (февраль 1870 г.), он вернулся к окончательной отделке «Счастливых». Несмотря на то что при перестройке двух начальных глав первой части в их нумерации произошла передвижка на единицу в сторону уменьшения, глава «Счастливые» сохранила свою первоначальную нумерацию («Глава IV»), так как число глав после создания «Пьяной ночи» на единицу же увеличилось. В текст главы был добавлен драматический рассказ надорвавшегося каменщика, помещенный после эпизода о каменотесом-олончанином. Использованный при этом художественно-композиционный прием сопоставления позволил высветить в рассказе молодого каменотеса всю иллюзорность его надежд на счастливое будущее. В начале рассказа о Ермиле Гирине добавлено упоминание о его бескорыстии и строгих, но честных порядках, заведенных им на мельнице. Дописан новый финал главы, имеющий ключевое значение в повествовании о Гирине: рассказ о взбунтовавшихся Столбняках, о мужественном поступке Гирина и последовавшем за этим его заточении в острог. Фамилия владельца взбунтовавшегося селения помещика Столбинского (ранее Наказова) изменена в ходе работы (он назван Обрубковым). Для концовки «Счастливых» Некрасов использовал старый лист рукописи ранней редакции «Сельской ярмонки» с текстом, служившим там переходом к главе IV («Помещик»), которая тогда следовала за «Сельской ярмонкой», а теперь, после окончательной доработки, получила новое обозначение — «Глава V» (название «Помещик» впервые появилось уже в журнальной публикации). К старым листам рукописи ранней редакции при доработке главы «Помещик» добавлен новый вставочный лист с описанием разоренной помещичьей усадьбы. В характеристике Оболта-Оболдуева (в ранней редакции — «Долгов- Абалдуев», еще ранее — «Брыков-Оболдуев») усилено сатирическое освещение, подчеркнут антагонизм между ним а мужиками, резче выявлен контраст между прежней «вольготной» жизнью помещиков и теперешним их неустойчивым положением. Завершив доработку рукописи, Некрасов по ошибке (ошибка эта перешла также в текст журнальной и всех последующих публикаций главы) оставил неисправленными первоначальные варианты названий «смежных деревень» — «Несытово», «Горелки», «Голодухино», которые, однако, в «Прологе» и в главе «Поп» он своевременно успел исправить и заменить другими: «Разутово», «Знобишино», «Горелово».
Окончательная композиция глав первой части, свободная, емкая, придающая произведению характер широкого поэтического обозрения, как нельзя лучше отвечает основной авторской задаче — показать родную страну, обозреть ее всю, заглянуть во все уголки, воспеть Русь народную, пробуждающуюся и заклеймить проклятьем Россию помещичье-крепостническую, рушившуюся, обреченную.
Работая над рукописью первой части, Некрасов предугадывал возможные столкновения с цензурой, подыскивал более приемлемые для нее варианты и смягчал наиболее рискованные места. Так, в рассказе о взбунтовавшихся Столбняках он вычеркнул строки, вносившие явно сатирический оттенок в портрет важничающего флигель-адъютанта, который, стараясь нагнать страх на крестьян, выпячивал перед ними «грудь с крестами царскими». Во многих случаях к самоцензуре Некрасов прибегал уже на заключительном этапе работы, во время печатания текста в типографии. В главе «Поп» он смягчил строки о бранно- пренебрежительной кличке, которой народ честит духовенство («Кому вдогон, как мерину, Кричите: го-го- го?..»), хотя, видимо, дорожил ими, так как трижды вписывал их в рукопись, подыскивая подходящее место; из главы «Сельская ярмонка» исключил упоминания о «плюгавом» генерале и вельможных особах, у которых «Грудь с гору, глаз навыкате, Да чтобы больше звезд»; из главы «Пьяная ночь» — строки о трех «дольщиках» («Бог, царь и господин!»). Вполне вероятна автоцензура и в речи солдата в главе «Счастливые», рассказывающего о себе, что он даже в мирное время «не ел по трои суточки» и нещадно бит палками «раз сто за службу верную», и в заменах фамилий князя Шереметьева на Переметьева, а Орлова на Юрлова, чтобы, очевидно, несколько завуалировать явный намек в одном случае на широко известный в России графский род, отпрыски которого занимали высшие посты на государственной службе и стояли близко к царскому двору, в другом — на генерал-адъютанта, шефа жандармов и начальника III Отделения графа (затем князя) А. Ф. Орлова, действительного владельца «Адовщины», описанное в главе «Счастливые».
Время, когда Некрасов публиковал первую часть, в цензурном отношении оказалось особенно неблагоприятным: «Пролог» печатался в январском номере «Современника!» за 1866 г., а судьба журнала, получившего совсем незадолго До того — в ноябре и декабре 1865 г. — одно за другим два предостережения, висела тогда на волоске. Вынужденный соблюдать величайшую осторожность, Некрасов не решился сразу вслед за «Прологом» печатать последующие главы; объявленного в «Современнике» при публикация «Пролога» «продолжения впредь» так и не последовало, хотя после этого вышло еще три номера журнала и был подготовлен четвертый. Эта была одна из жертв, принесенных Некрасовым цензуре в
