Семь баб им косы отдали. Проснулась, разгорелося Привычка позабытая К труду! Как зубы с голоду, Работает у каждого Проворная рука. Валят траву высокую, Под песню, незнакомую Вахлацкой стороне; Под песню, что навеяна Метелями и вьюгами Родимых деревень: Заплатова, Дырявина, Разутова, Знобишина, Горелова, Неелова — Неурожайка тож… Натешившись, усталые, Присели к стогу завтракать… «Откуда, молодцы? — Спросил у наших странников Седой мужик (которого Бабенки звали Власушкой). — Куда вас бог несет?» «А мы…» — сказали странники И замолчали вдруг: Послышалась им музыка! «Помещик наш катается, — Промолвил Влас и бросился К рабочим: — Не зевать! Коси дружней! А главное: Не огорчить помещика. Рассердится — поклон ему! Похвалит вас — „ура“ кричи… Эй, бабы! не галдеть!» Другой мужик, присадистый, С широкой бородищею, Почти что то же самое Народу приказал, Надел кафтан — и барина Бежит встречать. «Что за люди? — Оторопелым странникам Кричит он на бегу. — Снимите шапки!» К берегу Причалили три лодочки. В одной прислуга, музыка, В другой — кормилка дюжая С ребенком, няня старая И приживалка тихая, А в третьей — господа: Две барыни красивые (Потоньше — белокурая, Потолще — чернобровая), Усатые два барина, Три барченка-погодочки Да старый старичок: Худой! Как зайцы зимние, Весь бел, и шапка белая, Высокая, с околышем Из красного сукна. Нос клювом, как у ястреба, Усы седые, длинные, И — разные глаза: Один здоровый — светится, А левый — мутный, пасмурный, Как оловянный грош! При них собачки белые, Мохнатые, с султанчиком, На крохотных ногах… Старик, поднявшись на берег, На красном мягком коврике Долгонько отдыхал, Потом покос осматривал: Его водили под руки То господа усатые, То молодые барыни, — И так, со всею свитою, С детьми и приживалками, С кормилкою и нянькою, И с белыми собачками, Всё поле сенокосное Помещик обошел. Крестьяне низко кланялись, Бурмистр (смекнули странники, Что тот мужик присадистый Бурмистр) перед помещиком, Как бес перед заутреней,
