Осенняя скука*
Печатается по тексту первой публикации.
Впервые опубликовано: Для легкого чтения. Повести, рассказы, комедии, путешествия и стихотворения современных русских писателей, т. III. СПб., 1856, с. 253–281.
В собрание сочинений впервые включено: ПСС, т. IV.
Автограф не найден.
Первоначальным зерном замысла «Осенней скуки» можно считать небольшой эпизод из написанной в беллетристической, фельетонной манере критической статьи Некрасова о «Тарантасе» В. А. Соллогуба. Некрасов здесь говорит о деревенской скуке в непогоду и распутицу и о впечатлении, которое производит «Тарантас» — остроумная и прекрасно изданная книга — на читателей: «Исчезли с лиц уныние и сонная апатия; не слышно тех бесконечных и беспрестанных ссор с дворнею, к которым иногда прибегают иные, впрочем, очень добрые господа и барыни для сокращения осенней и весенней скуки… „Тарантас“, „тарантас“, „тарантас“ — это слово слышите вы ежеминутно на всех устах; охотник пошутить, старый помещик, называет этим именем всё, что попадается ему на глаза; он даже кличет им своего расторопного, вертлявого казачка, которого обязанность состоит в том, чтобы являться немедленно на все имена и прозвания, произносимые барином с особенною известною интонациею голоса…» (ПСС, т. IX, с. 153– 154).
В роман «Три страны света» (1848–1849), написанный им совместно с А. Я. Панаевой, Некрасов включил главу, которая изображает скучающего в деревне старого помещика с расторопным казачком; здесь отсутствует, однако, мотив кличек, которые помещик дает казачку.
На основе главы II («Деревенская скука») части III романа «Три страны света» и была создана пьеса «Осенняя скука». Превращая эпизод романа в самостоятельное драматическое произведение, Некрасов подверг его значительной переработке. Авторское повествование было превращено в развернутые ремарки, монологи и диалоги расширены, осложнено действие, введен ряд новых лиц; по сравнению с соответствующим эпизодом романа текст пьесы увеличился более чем вдвое.
В конце текста «Осенней скуки» в сборнике «Для легкого чтения» стоит дата «1848 г.». Очевидно, этот год обозначает время написания главы «Деревенская скука» романа «Три страны света». Существенные же изменения и дополнения, внесенные в текст этой главы и превратившие его в пьесу, относятся к более позднему времени, скорее всего к периоду между маем 1856 г. (ценз. разр. второго тома сборника — 22 мая 1856 г.) и июнем того же года (ценз. разр. третьего тома — 20 июня 1856 г.).
Исходная ситуация пьесы близка к основной коллизии некоторых водевилей и сцен молодого Некрасова: изнывающий от безделья барин не знает, чем себя занять, и ведет праздные разговоры (такова же завязка «Актера»; в «Утре в редакции» скучающие бездельники-посетители атакуют редактора и не дают ему работать). Однако если в ранних водевилях и сценах Некрасов рисует столкновение делового человека со скучающими барами, то в «Осенней скуке» «сторонами конфликта» являются охваченные параличом бездеятельности и скуки барин и его крепостные слуги.
Перерабатывая повествовательный текст в пьесу, Некрасов стремится усилить социальную типичность действующих лиц и ситуаций. В романе «Три страны света» помещик Ласуков — чудак, и этим объясняется его самодурство. Автор поясняет, что Ласуков «был своего рода эксцентрик, и скука одинокой жизни с каждым годом усиливала врожденную причудливость его характера» (ПСС, т. VII, с. 246). В пьесе «Осенняя скука» личность Ласукова и его поведение трактуются как типичные для среды провинциальных помещиков, как порождение крепостного права. Реплика Ласукова: «…и в кавалерии служили, и на балах танцевали <…> молодость прожили, силу пропили…» (см. выше, с. 172) — лаконично характеризует его обычный для среднего дворянина жизненный путь.
Монолог Ласукова, отсутствовавший в тексте романа и открывающий пьесу: «Ну, завывает ~ Дождь, грязь, слякоть, ветер…», — является экспозицией действия, определяет его обстановку. Глушь, полная изоляция, прозябание «вдали от центров просвещенья» — таковы условия быта Ласукова, но и столичная жизнь, о которой мечтает невольный затворник, не намного содержательнее: «В Петербурге в Английском клубе, в Дворянском собрании теперь, я думаю, играют. И прекрасно делают», — размышляет он (см. выше, с. 170). Эпизод жизни провинциального помещика ставится в связь с бытом дворянства в целом.
Оригинальность драматургического замысла пьесы состоит в том, что ее действие является мнимым и маскирует отсутствие событий и мучительное бездействие персонажей. Некрасов вводит в пьесу диалоги Ласукова с дворецким, кучером, портным, скотницей, и все эти сцены показывают запуганность слуг, сбитых с толку придирками барина, их полную апатию. О том
Усиление антикрепостнической направленности пьесы по сравнению с исходным текстом романа соответствовало общей тенденции сборников «Для легкого чтения», которые составлял и редактировал Некрасов. Третий том сборника открывался антикрепостнической повестью Григоровича «Антон-горемыка», в нем были помещены обличительные произведения А. Печерского (П. И. Мельникова), М. Л. Михайлова. Даже А. А. Фет был представлен стихотворениями, изображающими народный быт или выдержанными в интонациях народной баллады и песни («Метель», «Сядь у моря — жди погоды», «Хижина в лесу»).
«Осенняя скука» помещена в сборнике «Для легкого чтения» непосредственно вслед за стихотворением Тургенева «Один, опять один я. Разошлись…», которое напечатано без указания автора. Стихотворение это Некрасов впервые опубликовал в статье «Русские второстепенные поэты» с подписью «Т. Л.» (С, 1850, № 1), указав, что оно очень ему нравится (см.: ПСС, т. IX, с. 201). Некрасов составлял сборник «Для легкого чтения» с любовью и вниманием. Несомненно, что включенной в него «Осенней скуке» он придавал известное значение как художественному произведению.
При жизни Некрасова «Осенняя скука» не шла в Петербурге и Москве, но, очевидно, была поставлена на сцене Воронежского театра. 3 декабря 1860 г. тайный советник М. Попов, на основании рапорта цензора Ив. Нордстрема подписал разрешение играть «„Осеннюю скуку. Деревенскую сцену, соч. Н. А. Некрасова“ в Воронеже» (ЦГИА, ф. 780, оп. 1, 1860, № 37, л. 156). Пьеса должна была исполняться на сцене Воронежского театра в конце 1860-начале 1861 г. (см.: Учен. зап. Калинингр. гос. пед. ин-та, 1961, вып. IX, с. 51–52). Публикуя обнаруженное им цензурное дело о постановке «Осенней скуки» в Воронеже, А. М. Гаркави выдвинул вероятное предположение, что пьесу Некрасова порекомендовал поставить воронежским артистам А. Н. Островский, посетивший этот город в мае 1860 г. и с почетом встреченный его театральной общественностью (там же, с. 52).
Предположение А. М. Гаркави может быть косвенно подтверждено тем, что Островский использовал одно из прозвищ, которыми наделяет Ласуков в «Осенней скуке» своего казачка — «Курослепов», — в качестве фамилии персонажа комедии «Горячее сердце» (1869). Это обстоятельство может быть истолковано как свидетельство того, что Островский знал пьесу Некрасова.
В 1902 г. в бенефис М. Г. Савиной «Осенняя скука» была представлена в первый раз на сцене Александрийского театра о В. Н. Давыдовым в главной роли. Успех этой постановки определялся тем, что зрители и критики, оценившие драматургию Чехова, увидели в пьесе Некрасова предвестие «театра настроения» (см.: