— Ты жив! Слава всем святым, что ты вовремя пошевелился, идальго! Ты не можешь идти, идальго? Хочешь ли, я принесу тебя к себе, ты отдохнешь у меня. А, идальго? Ты не можешь говорить, идальго?
И рыбак молча понес свою ношу домой. Подходя к своему предместью, он заметил, что труп снова пошевелился. Фиорелло пошел во весь шаг. Наконец он внес труп в комнату и, положив его осторожно на постель, достал огня. Девушка открыла глаза и робко осматривалась кругом. Фиорелло подошел к ней.
— Брат!
— Сестра!
Оба восклицания вылетели в одно время. Но не одинаковое действие произвели они над рыбаком и его сестрою. Линора вздрогнула всем телом от ужасной мысли, которая мгновенно озарила ее рассудок. Фиорелло злобно захохотал и вскричал с диким восторгом:
— Теперь я знаю, кто он. Мне не нужна твоя тайна… Я знаю, знаю!
Рыбак продолжал хохотать от радости. Линора снова впала в бесчувственность.
Было очень рано! Ханэта только что проснулась. Сорильо вошел в гардеробную и спросил:
— Сестра спит?
— Да.
— А она?
— Кто она?
— Та девушка, которую я вчера оставил у твоей госпожи.
— Я не видала никакой девушки.
— Ты, видно, ничего не знаешь, Ханэта. Она должна быть вместе с сестрой.
— Не знаю. Я не была у моей госпожи: она заперла дверь своей спальни,
— Может быть, она там? — спросил Сорильо, указывая на дверь соседней комнаты.
— Не знаю. Я не была и там. Я боялась войти. Ночью тут слышался какой-то шорох… Я целый час творила молитву…
— Ну, верно, она там. Сорильо вошел в кабинет.
— Линора! Линора! — прошептал он, увидя в кресле человеческую фигуру, закутанную плащом: тихо подкрался он к креслу, нагнулся и готов был поцеловать неизвестную фигуру, но вдруг отскочил. Усы и эспаньолка остановили пламенное покушение дона Сорильо. Неизвестная фигура открыла глаза, зевнула и поднялась на ноги. Сорильо отскочил еще далее.
— Фернандо!
— Сорильо!
Фернандо не вовсе задохся в шкафе, а только лишился чувств от недостатка воздуха. Когда дверь шкафа была отворена, он понемногу начал приходить в себя и наконец опамятовался. Обессиленный душным заключением, он с большим трудом вышел из шкафа, упал в кресло и заснул. Так объяснил он своему другу причину их странной встречи; в заключение он прибавил:
— Сестра твоя невинна. Она не хотела меня видеть… Я против воли ее прокрался сюда… Если ты видишь в моем поступке оскорбление ее чести, то должен иметь дело со мной.
— Она тебя любит? — спросил Сорильо, взяв его за руку.
— Да.
— Я знал! что же она сказала тебе, Фернандо?
— Она сказала, что мы соединимся — там! — Фернандо указал на небо.
— Бедная страдалица! Она всё еще надеется на свою твердость!
— Уговори ее, Сорильо, обвенчаться со мною тайно…
— А дедушка?
— Он благословит нас, когда уже всё будет кончено.
— Скорей проклянет. Ты не знаешь его характера… Он ужасен, Фернандо… Я испытываю на себе, как он ужасен!
Сорильо подал руку своему другу, и они отправились в комнаты молодого гранда.
— Где же она? — спросил Сорильо, проходя гардеробную.
— Я не понимаю, о ком вы говорите, — отвечала Ханэта.
«Странно!» — подумал Сорильо.
— Дон Фернандо! — воскликнула камеристка, увидя его товарища. — Теперь я просто ничего тут не понимаю!
Гранд Нуньез де лос Варрадос проснулся и позвал слугу. Лопес вошел бледный, испуганный. Смущение его не укрылось от старого гранда.
— Что с тобой, Лопес? — спросил он, вставая с постели.
— Ничего, vuestra grandezza, ничего.
— Руки твои дрожат, ты потупил глаза… ты что-нибудь скрываешь от меня, Лопес! Говори, что ты скрываешь от меня?
Старый слуга медлил. Гранд вспыхнул.
— Ты дурной слуга, Лопес; у тебя есть тайны от господина! Говори!
Лопес силился что-то сказать, но не мог…
— Разве что-нибудь дурное случилось? А! Так, Лопес, так?
— Успокойтесь! — прошептал слуга. — Ничего не случилось, ничего…
— Ничего, Лопес? Так ли делают верные слуги? Ты предаешь меня! Ты меня обманываешь!
— Я сорок лет служу вам, vuestra grandezza. Я никогда не лгал…
— А теперь? теперь ты собираешься лгать… Я вижу, Лопес, ты собираешься лгать!
— Нам угрожает опасность, — проговорил слуга, запинаясь на каждой, слове.
— Опасность! Говори же, Лопес, говори — какая? Ты боишься испугать меня. Не бойся! Ты знаешь, что я не робок. Ты всегда был со мной, ты видел, как я переносил самые чувствительные потери! У меня железное хладнокровие, Лопес, железное. Говори, я твердо выслушаю самую ужасную весть!
И между тем старый гранд дрожал от волнения, ожидая со страхом и нетерпением ответа своего верного слуги.
— Vuestra grandezza! — отвечал наконец слуга, собравшись с духом. — В гербе вашем, который прибит на дверях вашего дома, — воткнут кинжал!
— Кинжал! — повторил с ужасом гранд. — Кто хочет мстить мне? За что?
— Мой приятель, сосед Пио, сказывал мне, что кинжал воткнут сегодня рано, очень рано каким-то высоким мужчиной, в простом платье.
— Кто же он? Чего он от меня хочет? Я не обижал никого, никого.
Между тем слуга вышел и через минуту возвратился с кинжалом.
— Фиорелло! — вскричал гранд, прочитав надпись, вырезанную на кинжале. — Кто такой этот Фиорелло? Я не знаю никакого Фиорелло. Кто из нас имел с ним дело?.. Кто мог нанесть ему обиду, за которую он жаждет крови!
Дверь отворилась; вошел дон Сорильо.
— А, Сорильо, Сорильо! — закричал старый гранд, вздрогнув от нечаянного соображения. — Ты знаешь Фиорелло, Сорильо?
Молодой гранд побледнел.
— Что за странный вопрос? — сказал он, стараясь преодолеть свое смущение.
— Ты знаешь его, Сорильо! ты его знаешь! Что ты сделал ему?
— Я не понимаю вас, дедушка.
— Ты лжешь, Сорильо! Ты хочешь обмануть меня! Ложь — орудие низких рабов. Стыдно лгать потомку Варрадосов! Ты знаешь Фиорелло. Что ты ему сделал? За что он хочет мстить тебе, за что он хочет отнять у меня наследника моего имени?
— Но он не знает меня, дедушка.
— Не знает! Смотри, Сорильо, смотри! — перебил старик, показывая внуку кинжал. — Он знает того, кому хотел напомнить о себе этим кинжалом! Он был в гербе нашем вестником мести, Сорильо!
— Мне изменили! — прошептал про себя молодой гранд.
