Честно говоря, я думал, его придется тащить, уж очень безынициативным мне показался этот Саня. Его жрут, а он... Но ничего: встал, пошел, потом побежал, хоть и прихрамывая, к ящику, не забывая, впрочем, хныкать. Болезнь поползла за ним. Передвигалась она, как улитка, оставляя ровный глянцевый сопливо- кровяной след.
Дальше моего участия не требовалось. Саня быстро просек, что к чему, и начал нарезать круги вокруг помойки, справедливо полагая, что болезнь не может передвигаться так быстро и рано или поздно ей захочется перелезть через мусорный бак, чтобы добраться до жертвы. Интересно, она умная? В смысле, долго придется Сане бегать?
Долго не пришлось. Уже на втором круге болезнь зацепилась зубами за борта помойки и полезла прямо в жаровню, чтобы добраться до Сани, остановившегося по другую сторону бачка. Раздалось шипение, затем Санин визг (ну, прямо девчонка какая-то!). Мясо из кроваво-коричневого превратилось в коричневато- серое, взвыло для порядка, почернело и затихло. Спалило котлетину. Прибежали хирурги с огнетушителями и окончательно испортили блюдо.
Глава V
Ушастый хирург
– Как ты мог?! – отчитывал меня Дупло. – Вот так стараешься, ночей не спишь, творишь, исцеляешь... Все им, все для них! А потом приходит самовлюбленный младенец и рушит все труды ученого мужа. – Он заглянул в бесстыжие мои глаза. – Разве это правильно? Разве справедливо, тебя спрашиваю! Какое неуважение, какое презрение к старшим! В мое время тебя бы сбросили со скалы!
– Как в Спарте?
– Какая Спарта? Тебе до Спарты, как до небес! Ты даже не можешь вынести обычного выжигания червей, чтобы не заголосить!
Увы, что правда, то правда, было дело. Я уже приготовился покраснеть, как вспомнил о причине докторова гнева:
– Я всего лишь хотел, чтобы болезнь не сожрала Сашку, раз вы с хирургами это проигнорировали. Что, не так?
– Не так! – Доктор-мумия воздел руки к пыльному потолочному светильнику, полному дохлых насекомых. – Она его не сожрала! – произнес он трагичным голосом и терпеливо уставился на меня типа: «Теперь-то ты понял, обалдуй?!»
Но я не понял юмора.
– Ну и хорошо.
– Хорошо?! – взревел Дупло. – Что ж тут хорошего? Лечение безнадежно больных – это против решения богов... А он теперь перестанет слушать мои диагнозы. Он вообще перестанет меня слушать! Ты этого добивался? Кто здесь врач, ты или я?
– Вы.
– Да? И как же я заставлю мальчишку меня слушаться, раз мой диагноз, по его мнению, фуфло? Болезнь-то его не сожрала! Я сказал: «Сожрет», а она не сожрала, значит, теперь он не будет мне доверять. Из-за тебя.
Ничего себе заявочки!
– Если бы сожрала, ему было бы уже все равно, справедлив ваш диагноз или нет, стоит вам верить или нет...
– Молчать! Мал еще старших учить! – гаркнул Дупло.
Затем он повернулся к одному из хирургов и важно произнес:
– Геннадий, мне нужно прервать реабсорбцию.
Геннадий (тот, у кого урчало в животе) солидно кивнул и прошествовал вслед за Дупло по коридору в туалет. Интересно, что они собрались там делать вдвоем? Может, санузел того, сломался, а сантехник сбежал, потому что хочет пользоваться попсовым тросом, а не выгребной лопатой? Вот и приходится докторам все самим...
Пока я раздумывал, из туалета донесся не многозначительный, а совершенно обычный шум спускаемой воды, и Дупло в сопровождении Геннадия вышел, гордо подтягивая штаны.
– И не надо на меня так смотреть! – строго сказала мне эта мумия в халате. – Не умею я пользоваться вашей попсовой сантехникой. И не желаю учиться из принципа! Вот в мое время... – И док пустился в длинное повествование о благородстве и экологичности древнегреческих туалетов.
Меня пробрало на «ха-ха». Мегаврач, кудесник-фокусник, может натравить на тебя гигантский кусок мяса, извлечь из твоего рта тонну червей, которых там отродясь не было, а вот воду в туалете спустить ему слаб
Я старательно подавлял смех, Дупло распространялся о древнегреческих выгребных ямах. Было бы еще веселее, если бы я не знал: каждое его слово может стать материальным. Сказал мумия: «червяки», и полезли червяки... А сейчас говорит о сортирах, но они что-то не материализуются. Похоже, сбываются только его диагнозы. Хотя «болезнь тебя сожрет» – это не диагноз, а так, прогноз, причем художественно приукрашенный... Хорошо бы проверить.
Я спросил:
– Какая ночью будет погода?
– Конфетный дождь, – рассердился Дупло. – Ты слушаешь или нет?!
Вообще-то нет, я его, конечно, не слушал, и мне странно было, что он в этом сомневается.
– Так вот, если всмотреться в выгребную яму, перед тобой откроется вся суть мироздания. Вся его глубина, и темнота, и блеск, и философская наполненность...
Насчет философской наполненности – это он, пожалуй, загнул. То, чем наполнена выгребная яма, на философию, может, и тянет (у нас в школе в этом полугодии философия была – такая муть, я вам скажу!), но с большим трудом. Скажем так: я бы скорее согласился глубоко изучать философию, чем выгребную яму.
– А ваш этот... – доктор Дупло сделал напряженную паузу, – ву-ни-таз... это что такое? Одна белая пустота – с ума сойти можно! Пустота мысли, пустота сущности, попсовая чистота, нелепая в этом сложном мире. Зачем? К чему? Кому это надо?!
Странные вопросы. Я бы ему объяснил, для чего на свете существует унитаз, так ведь и сам, небось, знает.
Я снова попробовал перевести разговор:
– Я сегодня подвернул ногу...
– Врешь! Так вот, глубина выгребной ямы...
– Какие оценки я получу в этом полугодии?
– Двойки, если не будешь меня слушать!
А это он сам врет. Полугодие уже заканчивается, и у меня в дневнике всего-то пара трояков, а двойками не пахнет.
– Почему небо голубое?
– Так угодно Зевсу.
– Почему Геннадий почесал ухо?
– Потому что он осел!
Геннадий странно икнул, обиженно посмотрел на доктора и зло – на меня и принялся чесать ухо с вдвое большим усердием. Это как раз понятно, потому что ухо само по себе стало вдвое больше... втрое... вчетверо... Оно посерело, покрылось мелкими серебристыми волосками и снаружи, и внутри. Промеж ушей выросла смешная седая челка «ежиком».
– Ик-а... – выдал Геннадий, опустился на четвереньки перед доктором, повернулся ко мне, цокая копытцами, и улыбнулся во все ослиные резцы. Последним вырос хвост – одним решительным вылетом, с треском проделав солидную дырищу в штанах. Геннадий удивленно повернулся посмотреть, что же это такое было, и запутался в брюках. У осла ноги все-таки покороче, чем у людей, и хирург быстренько наступил на собственные штанины, не удержался и сел на хвост, как собака.
– Ик-а! – зло скрипнул он, уставившись на меня.
М-да... Кто же знал, что докторовы глупости сбываются так избирательно? Закономерности я, кстати, не
