Ноги, наконец, нашли опору, Макс поднялся и на полусогнутых подбежал к Старику. Боднул в живот, разогнулся, с ноги достал в лицо, добавил с правой в челюсть, мазнул лезвием по ладони… И понял, что проиграл.
Никогда Макс не попадал под машину, но ему казалось, что это ерунда по сравнению с тем, как пытал его Старик. По спине, по ногам, даже по глазам, кажется, лупило-резало, как пастушьим кнутом. Вьюга мела, Старик смеялся, а Макс катался в своей берлоге и думал, когда это закончится. Долго думал. Успел наобещать себе, что никогда больше не будет подходить к старикам, драться с незнакомыми, лезть не в свое дело. Да: Сашку больше не искать — тоже обещал. Это очень больно…
Наконец, Старик позволил встать. Макс поднялся, но разгибаться не спешил. Живот и поясница болели одновременно, как будто тебя уже насадили на шампур и сейчас будут жарить. Перед самым лицом в сугробе блестело лезвие Серегиного ножа. И чем он помог? Ничем не помог, кто-то переоценил свои силы. Нож, между тем, надо было вернуть хозяину и по возможности — незаметно. Макс потянулся и получил по рукам невидимой палкой. Старик даже не шевельнулся, а удар был. И какой!..
— Я сам возьму. Иди в корпус.
— Это Серегин!
— Перебьется твой Серега. Не он в лесу живет. — Старик быстро поднял нож и сунул за пояс.
— Эй! Он же меня убьет! — Очередной удар был Максу ответом. Нож отбирать не то чтобы расхотелось, но не сейчас. Сейчас все болит, хочется зайти в палату и упасть.
Старик подтолкнул к двери.
— Пойдем, покажешь, где твоя кровать. Холодно мне в землянке.
И Макс пошел. И показал. И Старик улегся на его кровать прямо в валенках, цинично ляпнув: «Спокойной ночи». Он сразу же уснул, как человек с чистой совестью. А Макс думал, они не спят!
Первым делом он попробовал забрать Серегин нож, но тут же получил по рукам. Старик при этом даже храпеть не перестал, вот в чем штука! И что теперь делать? Хоть спать-то где?
Ребята и Старик синхронно сопели, так умиротворенно, как будто назло. А Макс хромал по темному корпусу туда-сюда. Угораздило же связаться с покойником. Он ведь просто так не отстанет теперь. А еще это… Сашка пропал. Макс шатался по палатам, как привидение. Потом стащил у кого-то покрывало и забрался спать в стенную сушилку. Скинул чьи-то валенки, покрывало на полке расстелил, прикрыл за собой двери. Зато тепло.
Старик разбудил его, наверное, через час, а то и меньше. Открыл дверь сушилки, впустив бесстыжее утреннее солнце, сказал: «Вставай, пошли». Все еще спали.
Вставать хотелось еще меньше, чем идти куда-то со Стариком. Макс дернул на себя дверь, несильно получил по пальцам невидимым прутом и проснулся.
— Куда?
— Ко мне. У нас много работы.
— У нас? — Макс сел в сушилке, ударился головой о верхнюю полку. — У кого «у нас»? Какой еще работы?!
— Печь затопим, дверь утеплим…
— У меня другие планы.
В ту же секунду Макс рухнул с полки, приземлился на нос и согнулся от уже знакомого удара в поясницу, будто пастушьим кнутом. Второй раз вытерпеть это было уже выше человеческих сил. Что там? Печка? Легко! Двери? Надеюсь, хотя бы вьюга утихла. Макс поднялся с пола, нашел в сушилке свои валенки и сказал: «Идем».
Старик шел впереди, протаптывая дорожку в глубоких утренних сугробах. Вот за ночь-то намело! Он почти не оборачивался на Макса, можно было развернуться и бежать, да только по сугробам недалеко уйдешь. Вот сейчас дойдем до проходной и сразу, сразу в будку к дежурному. Дежурный выручит. Может, он и не верит в воскресших мертвяков, но в Старика, который пацана из лагеря уводит в неурочное время, поверит как миленький. Это его работа. Вот уже и забор видно. Во-он там будка дежурного. Вряд ли Старик полезет через забор.
Старик вошел первым, помахал сонному дежурному за окошком. Дежурный — какой-то парень из старших отрядов, Макс его не знал, кивнул. Щелкнула «вертушка» на проходной, Старик толкнул ее и прошел. А Макс нырнул за дверь, отделяющую проходную от каморки дежурного. Щелкнул задвижкой, навалился на всякий случай спиной на дверь и завопил: «Помогите!»
Просьба была неожиданной. Для человека, которого разбудили две секунды назад и проморгаться толком не дали. Дежурный вскочил почему-то по стойке «Смирно», опрокинул стул, спохватился, рванулся к Максу, зацепил стол… Приземлился на четвереньки прямо у Макса в ногах, как будто решил на него помолиться. Старик смотрел в окошко.
— Макс, ты что? Я понимаю, что работать не хочется, ну наколешь дровишек и пойдешь играться. А то даже некрасиво, в самом деле.
Зрелище действительно было некрасивым, особенно то, как дежурный, опираясь то на опрокинутый стул, то на Максовы коленки, вставал на ноги.
— Что у тебя, Палыч, пацан такой буйный?
— Да не проснулся еще.
Дежурный щелкнул задвижкой, ловко выпихнул Макса на проходную и отвернулся к окну спиной, включая электрический чайник.
— Пошли, — приказал Старик, и знакомая боль резанула по ногам. Что ж, пошли так пошли. Печку истопить и правда не труд.
Макс брел по сугробам и думал: зачем? Зачем он Старику? Покойник сам не может наколоть себе дровишек? Глупости. Тот, кто голой рукой закрывает дверцу топки, курит туда, не опаляя усов, вряд ли очень устает от физической работы. Может, просто скучно Старику? Ну сходил бы в кино… Парень на проходной какой-то странный, то ли первый раз в лагере, то ли его еще как-то обошла новость о смерти Старика. Загадки кругом. И хоть бы кто что подсказал!
Землянку за ночь подморозило, внутри было холоднее, чем на улице. Макс даже раздеваться не стал. Вытащил из предбанника несколько полешек, там же нашел топор, вышел на улицу. Сейчас быстренько наколем дров, станет теплее. Старик ушел в землянку и на улицу не показывался. Можно было бросить дрова и бежать на все четыре стороны, но уже не хотелось. Во-первых, надо закончить начатое, а во- вторых, кто этого Старика знает, где он догонит в следующий раз и что такое учудит. Ничего хорошего точно — поясница болела до сих пор. Так зачем проверять на себе стариковский характер? Лучше уж дров наколоть, в самом деле. Надрать бересты, щепочек наделать, вот и готово!
Макс потащил дрова в землянку вполне довольный собой. Сейчас мы здесь устроим Ташкент! Старик сидел на табуретке у стола и с одобрением наблюдал, как возится у печки Макс. Знакомая картина! Макс укладывал дрова и бересту, а сам вспоминал, как совсем недавно, позавчера, кажется, стоял на срубе и наблюдал в отдушину землянки, как у этой самой печи возится Сашка. Где же он? Надо еще раз позвонить ему домой да собрать сегодня ребят прочесать лес.
Сухая береста вспыхнула, Макс еще бумаги добавил, в несколько секунд загорелись дрова. Вот и ладно. Поддувало пошире, заслонку откроем как следует. Воды, наверное, надо нагреть, где тут у Старика была большая кастрюля? Макс оглянулся в поисках посудины и увидел на стене то, чего раньше не замечал. У самой печи в рамочке, чуть ниже уровня глаз висела групповая фотография. Человек двадцать ребят, чуть постарше Макса на фоне корпуса четвертого отряда. Ну да, вот и номер висит, а корпус тот теперь синий. Внизу стояла дата: тысяча девятьсот восемьдесят… У-у! Столько не живут. А покойничек-то наш сентиментальный! Старые фотки вон на стену вешает. Эти парни уже лысые давно, а может, один из них Максов отец, надо посмотреть поближе. Он прикрыл поддувало и шагнул к стене, рассмотреть фотку.
— Это Валька, — сообщил Старик. — И Лешка с ним. Давно, тебя еще не было.
Он говорил так, будто на снимке и правда два человека, а не двадцать. Чем, интересно, они так запомнились Старику? Да он же, небось, не знает, как Макса-то зовут, не говоря обо всех остальных в лагере! А этих помнит…
— Ваши внуки?
— Не… Просто хорошие были ребята… Иди-ка ты дверь утепляй!
