Не без скрытой ревности к любимцу армии и флота министр дал в его честь прием.. Врученный юбиляру орден многих разочаровал, и в тостах гостей стал склоняться «герой России» — разумеется, как бы с маленькой буквы и с определениями «подлинный», «народный» и даже, истине вопреки, «незаметный».
Момент был щекотливый. Последний майор за столом понимал: что вручено, то вручено, и кадышевский крестик невозможно обменять на звезду Героя. Топорные намеки, стало быть, произносились как упрек министру, который мог бы представить Кадышева к награде сообразно заслугам, да, видно, не захотел, еще раз плюнув в душу спецназу всех родов войск. При этом несостоявшийся Герой против его воли оказался знаменем для оппозиции и красной тряпкой для министра и команды.
Можно было не сомневаться, что Кадышев потрепыхается в этом качестве недолго и спустя приличествующее время будет с почетом отправлен на пенсию.
Поэтому, когда юбиляр встал, призывая гостей к молчанию, это вызвало некоторое даже недовольство в рядах его непрошеных защитников: рано, еще не все высказались.
— Вот тут говорят: «Герой, герой…» Помилуйте, за что такая несправедливость?! — произнес Кадышев и потянул театральную паузу. Гомон стих. У многих мелькнула шальная мысль: «Сейчас Змей врежет. Хлопнет дверью — терять ему нечего». А Кадышев, оправдывая свое прозвище, обвел стол ровно ничего не выражающим взглядом казенного фотопортрета. — За что такая несправедливость, — повторил он, — по отношению к настоящим героям?! Я-то уже двадцать лет геройствую только на словах. — Снова пауза. Кадышев отсалютовал рюмкой и провозгласил:
— За подлинных героев — за нашу армейскую молодежь. Ей труднее, чем было нам!
— Ну, Володя, чтоб это был не последний твой орден! — оценив дипломатичность Кадышева, провозгласил министр. Его рука с рюмкой, протянутая к рюмке юбиляра, повисла в воздухе. Кадышев поднялся и, высмотрев кого-то в конце длинного стола, позвал:
— Таня! Ну что ты прячешься, иди сюда!
В наступившей тишине из-за стола встала маленькая гибкая женщина-девочка и, шурша по полу шлейфом вечернего платья, направилась к Кадышеву. Вспыхнули софиты заскучавших было телевизионщиков. Нацеленные на юбиляра камеры стали разворачиваться. Загромыхали стулья: сидевший рядом с Кадышевым главком внутренних войск встал, чтобы уступить свое место, и за ним вскочила половина стола.
В армии чтят субординацию. Главком не мог сидеть в конце, на месте маленькой женщины. Ее стул занял сосед справа, подполковник, за ним передвинулись полковники и генералы. Когда женщина подошла к Кадышеву, кресла для нее и главкома были свободны. Гости разбирались, где чья тарелка, но больше глазели на даму.
— За любовь! — Кадышев приобнял ее, не позволяя сесть. — За вашу любовь ко мне и за мою Татьяну, без которой меня сейчас не было бы среди вас. Я считаю, что этот орден больше заслужила она, чем я!
Вынув орден из коробочки, Кадышев поднял его над головой. С дальнего конца стола, где сидели адъютанты, к нему плыл передаваемый из рук в руки граненый стакан.
— Сапоги вы армейские, — умильно заулыбался Кадышев. — Напоить хотите?!
Он опустил орден в стакан, и кто-то до краев наплескал туда водки. Потянувшись стаканом к рюмке помрачневшего министра, Кадышев пояснил вполголоса:
— Два раза вытаскивала меня с того света. У меня же сердце никудышное. Другая бы молодая жена — ахи, охи, лишние пять минут промешкала и этак невзначай стала бы молодой вдовой с квартирой, дачей и всем прочим.
А Татьяна… Реаниматерь моя, Татьяна.
Министр встал и поцеловал Татьяне руку.
Опять загромыхали стулья. Гости поднимались, и кто-то переспрашивал, что сказал Кадышев министру, кто-то закрыл обзор установленной за спинами телекамере, и его пытались усадить. Суета, впрочем, быстро улеглась. И тут на весь зал прозвучал деловитый вопрос не рассчитавшего голоса журналиста:
— Это у него какая по счету?
Татьяна вскинула голову. В волосах сверкнула гранатовая диадема.
— Последняя, — сказала она мгновенно покрасневшему журналюге. — Не сомневайтесь: последняя!
Хотите знать, как становятся миллионерами, великими учеными, премьер- министрами? Рецепт успеха прост: открывайте биографию Коко Шанель, Марии Кюри, Маргарет Тэтчер и читайте. Ах, вы хотите не знать, а стать'!
Тогда вам придется изобрести свой рецепт. Уж такое это блюдо — успех, что его надо готовить каждый раз по-новому.
Кадышев, кумир младших офицеров, собутыльник генералов, дачный сосед и приятель депутатов и министров, был всего-навсего полковником, да и то это звание заработал на кабинетной работе: служил в «Воениздате» то переводчиком с польского, то редактором. Это не командир полка, единоначальник полутора тысяч душ. К таким бумажным воякам относятся с иронией, если не с презрением.
Но только не к полковнику Кадышеву.
За последние пять лет он написал двенадцать романов, на которые литературные критики не обратили никакого внимания по той причине, что были они увлекательными и простыми, как семечки. А в армии Кадышева читали взахлеб. Его романы переиздавались с надпечаткой «Продано 2000000 экземпляров». Если учесть, что с каждой проданной книжки Кадышев получал десять процентов, он был не беден даже по «новорусским» меркам.
Но полковников у нас хватает, успешных коммерческих писателей тоже немало, и пять из каждых ста граждан России живут очень даже неплохо. Однако ни полковников, ни писателей, ни тем более богатых не носят на руках, не пишут им: «Владимир Иванович, моя девчонка выходит за другого, что делать?» — и не дежурят у них во дворе, чтобы увидеть и потом рассказывать знакомым. А Кадышева, случалось, и на руках носили, и писали ему постоянно, и, как весна или осень, обязательно болтался под окнами кадышевской городской квартиры какой-нибудь солдатик-дембелек, специально поехавший домой через Москву, чтобы посмотреть на автора «Морского Змея».
Все это заставляло журналистов писать о «феномене Кадышева», и чаще всего не в хвалебном тоне: средний автор среднего чтива — за что ему такая слава?
Между тем причина успеха Кадышева лежала на поверхности. Не отдавая себе в этом отчета, журналисты сыграли тут свою роль.
По воле политиков армия двадцать лет не вылезала из локальных войн, не приносивших ей ни чести, ни славы.
Ее обворовывали собственные генералы и смешивали с грязью журналисты и правозащитники. Поэтому армия не верила ни политикам, ни генералам, ни журналистам, ни правозащитникам. В таких обстоятельствах начинают ждать героя — Минина и Пожарского, Жанну д'Арк, маршала Жукова. А если героя нет, его выдумывают. Кадышев и выдумал боевого пловца по прозвищу Морской Змей.
Морской Змей воплотил все мечты армии и ответил на все вопросы. Обнищали, служивые? А вот Морской Змей в отпуске выпотрошил набитый золотом галеон, затонувший несколько столетий назад в Карибском море.
Ненавидите «думаков» (еще бы, ведь они утверждают нищенский бюджет на армию)? А Морской Змей втихаря Пришил одного депутата Госдумы, работавшего на мафию. Неудачи по службе? У Морского Змея имеется на этот случай афоризм: «Ходим по бомбам, а поскользнемся на дерьме». Ну и так далее.
Как это часто бывает, читатели приписывали подвиги Морского Змея Кадышеву, тем более что в молодости он сам был боевым пловцом, и на обложках печатались его портреты тех лет, в гидрокостюме и со сдвинутой на лоб маской для подводного плавания. Прозвище литературного героя прилипло к его автору, потеряв прилагательное Морской. Остался Змей. Невольная мистификация зашла так далеко, что, впервые увидев Змея настоящего, многие чувствовали себя разочарованными. Им казалось, что Змей должен быть лет на двадцать моложе.
Надо еще добавить, что женщины романами Змея не восторгались уже потому, что в каждой книжке он давал герою новую жену или любовницу, а под конец избавлялся от нее. То она оказывалась дрянью, изменявшей герою с каким-то барменом. То выяснялось, что ее подослали враги. А стоило герою найти себе достойную пару, как она погибала при самых трагических обстоятельствах.
