– Бабушка?! Погодите! – Похоже, на Марлидовну действует жара. – Как не училась, когда я половину минувшего года бегала на зачеты к Надежде Евгеньевне. И она мне поставила, я знаю! Посмотрите в журнал!
А Марлидовна смотрела на меня так, будто это на меня действует жара.
– Юля, скажи мне, что случилось? Я тебе звонила все прошлое лето и осень. Хотела сама принять этот зачет, да и экзамены ты бы сдала в лучшем виде, никто не сомневался. А твоя бабушка говорила, что тебя нет в Москве...
– Какая бабушка, в конце концов?!
Но Марлидовна не слышала:
– А теперь, год спустя, когда тебя давно отчислили, ты приходишь и говоришь, что зачет у тебя есть. Кстати, журнал тогда потеряли, так что, может, ты и права... Но где ты раньше была, Юля?! Я потому и подумала, что ты берешь частные уроки...
И вот тут мне стало дурно. Захотелось, как в кино, хлопнуться в обморок или наоборот: бегать по кабинету, орать и швыряться мелкими предметами.
– Год спустя?!
– Год. Да что с тобой, Юля?! Нет, если ты хочешь, я тебя восстановлю, досдашь летние экзамены – и пожалуйста. На год отстанешь, конечно, от своих, но... – Она тараторила, а я все еще пыталась осознать: какой год? Меня не было-то неделю! Или две? Или год?
Под ногами носился тополиный пух, когда мы с Надеждой уезжали из Питера, его уже не было. И это Димкино: «Ты где пропадала, мы тебя потеряли?» Новый журнал у охранника. Про журнал было думать уж совсем невыносимо. Значит, я убила год на эту свистопляску с зачетом, и за это время меня выгнали из школы. Убила, сама не заметила как... А мама?! Ее, получается, нет уже год?!
Я вылетела из кабинета прямо в хоровод мальчишек из группы: Тошка, Леха и Пашка с Димкой были уже здесь.
– Подслушивали? Моей мамы нет дома уже год...
– Да. Мы думали, ты знаешь. Тоха ее искал. Мы все искали. – Он замолчал, а я и спрашивать не стала: если бы нашли, сказали бы.
И тут я наконец-то вспомнила о Надежде: кто мне все это устроил. Я же ей доверяла, я думала, ей не все равно, а она...
– Мне нужно домой! – Я проскользнула между Димкой и Пашкой и рванула вниз по лестнице. Охранник со своим новым журналом только буркнул:
– Не бегать.
А я бежала. Бежала и думала, что если мамы нет дома уже год, что если мальчишки искали – не нашли, как бы не опоздать мне, припирая к стенке Надежду. Я ей верила... Я ничего ей не скажу. Ни про потерянный год, ни про что: пусть только маму вернет, если это еще возможно. Потом я думала, что это, наверное, глупо – ничего не говорить, она небось сама знает, что она мне устроила, и сейчас злорадно потирает руки. Господи, ей-то это зачем?! Ах да: дух обретет плоть и вытеснит того, кем был вызван. Она вон и в группе уже за меня петь пыталась... Так, а мать при чем? По логике, она должна была избавиться от меня, а не от нее. Наверное, она ей просто мешала. Попробуй при матери поселись у нас дома да потретируй меня за плохо выученный урок! Мать не позволит, это ее прерогатива. А я... Да от меня она уже избавилась! Я год просидела, зубря историю музыки, пока Надежда жила моей жизнью. Интересно, что она будет делать сейчас? И зачем она вообще поставила мне зачет и сама отправила в школу? Держала бы дальше дома над учебниками... Нет, что-то она задумала. Я уже говорила, что это было самое длинное и самое дурацкое лето в моей жизни?
Я позвонила в дверь, гадая, как-то она меня встретит. Хотя неважно, лишь бы не поздно было заставить ее вернуть мать.
– Кто там?
– Сами-то как думаете?
– Кто там хамит? Сейчас милицию вызову! – Иногда она такая смешная!
– Надежда Евгеньевна, это я. Я не собираюсь с вами скандалить, просто верните маму, ладно?
– Чью? Твою? Я тебя не знаю...
– Хватит придуриваться! Ну-ка откройте! – Надежда неожиданно послушалась и даже не встала на пороге, а сразу меня впустила. Ее было не узнать, с утра она переменилась еще больше. Она стала ярче, стройнее и куда-то пропали ее бородавки. Если бы Иван Юрьич не предупредил, я бы не догадалась, а так сразу поняла: Надежда становится
Можете смеяться, но я побежала к зеркалу. Несколько секунд рассматривала себя, не дай бог что- нибудь такое заметить!.. Нет, вроде нет. Бородавки не выросли, все на месте... уф!
– Что ты еще от меня хочешь? – Она стояла у двери с таким траурным лицом, как будто это ее выгнали из школы из-за меня. – Ты получила, что хотела. Дай теперь мне получить то, что хочу я! Скоро мама приедет, а ты здесь...
Потрясающая простота, правда? Но у меня отлегло: мама едет, значит, все в порядке.
– А мне куда деваться прикажете?
Надежда только плечами пожала:
– Твои проблемы. Ты сама позволила занять твое место. Пока ты здесь пыталась изменить прошлое, я жила за тебя. Я ведь хочу тебе только добра...
Ой, как она меня достала этой фразой! Под нее она заставляла меня пересдавать зачет сорок раз, лишала прогулок и репетиций, под эту фразу мы с Марлидовной взорвали библиотеку, и меня чуть из школы не выгнали. И выгнали в итоге-то. Потому что кто-то целый год пропустил, выслушивая это: «Я ведь хочу тебе только добра!» Рекорд по прогулам, а?
Вообще она права: я сама виновата. Я целый год терпела рядом с собой деспота, мертвяка, духа, инфернала, как хотите называйте, но мразь я терпела редкую, теперь вижу. Все – ради глупого желания изменить прошлое. Поквитаться или что-то доказать тому, кому уже ничего не докажешь. И кто из нас двоих сумасшедший? Надежда, скачущая по сцене в моей короткой юбке, по сравнению со мной – вполне здравомыслящий человек. Что я получила в итоге? Я сделала хуже. Пытаясь исправить прошлое, я пропустила уйму времени в настоящем, которое могла потратить на ту же учебу. Сейчас бы училась спокойно, не пропустив год...
– Это жестоко!
– Это жизнь.
– Это моя жизнь, а вы... Да над вами все ребята смеются! Тоха мне писал, как вы на сцене отожгли! До сих пор вспоминает! А в сквере! От вас же там все бегали, не знали, куда деваться!
– Это неправда! Мы друзья.
– Да?! Вы же сами читаете мою «аську». Помните, что про вас Тоха писал?
– Это было давно, он с тех пор передумал.
– Когда? Когда вы уселись на его гитару? Или песенку спели про овцу?
– Ты неблагодарная!..
– А вы – глупая. Вот зачем вам моя жизнь?! Школа эта, сквер... Сами не научились?
– Затем, девочка, что у меня своей больше нет.
Черт, правда. Я и забыла. Уселась на тумбочку в коридоре: что тут возразишь?
– А
– Там нет вас. Школы, ребят. Я скучала.
– И поэтому теперь хотите занять мое место? Идиотизм. – Я перевела дух и сказала: – Знаете что? Хватит. Свою жизнь я вам не отдам. Нам пора в Питер.
И, представляете, она согласилась! Как миленькая переоделась и покивала: «Едем». Даже принесла мой рюкзак. Я не знала, как с ней говорить и о чем, поэтому молчала всю дорогу, боясь то ли обидеть, то ли спугнуть (вдруг передумает!). Я отчего-то чувствовала себя виноватой, но жить хотелось больше.
Глава X
Про то, какая Юлька молодец
Димка влетел в зал, крикнул: «Юлька в школе!» – и улетел обратно. Предполагалось, что мы побежим за ним смотреть на живую Юльку. Мы и побежали, не сразу, конечно: пока дошло... Димка стоял
