страданиях.
— Ну, каковы бы ни были мои страдания, они продолжались очень недолго, — отвечала я и затем перешла к тому, как меня приняли в Мурхаузе, как я получила место школьной учительницы, как свалилось на меня наследство, как я нашла своих родственников. Конечно, имя Сент-Джона нередко встречалось в моем рассказе. Это сразу же привлекло его внимание и, когда я кончила, определило дальнейшее течение нашей беседы.
— Так этот Сент-Джон твой кузен?
— Да.
— Ты часто о нем упоминаешь: он тебе нравится?
— Он очень хороший человек, сэр; я не могла не привязаться к нему.
— Хороший человек? Что же, это почтенный и добродетельный человек лет пятидесяти?
— Сент-Джону двадцать девять лет, сэр.
— Jeune encore[37], как говорят французы. Что ж, должно быть, он маленького роста, флегматичен и некрасив? Человек, который может похвалиться скорее отсутствием пороков, чем обилием высоких добродетелей?
— Это человек неистощимой энергии. Цель его жизни — благие, возвышенные дела.
— Ну, а как насчет ума? Вероятно, он не блещет талантом? У него самые благие намерения, но уши вянут, когда он заговорит?
— Он мало говорит, сэр, но всякое его слово попадает в цель. У него замечательный ум, — я бы сказала, скорее властный, чем гибкий.
— Значит, он способный человек?
— Чрезвычайно одаренный.
— И образованный?
— Сент-Джон — человек обширных и серьезных познаний.
— Ты как будто сказала, что тебе не нравится, как он держится? Что же он, напыщенный педант?
— Я ничего не говорила о его манере держаться, но если бы она мне не нравилась, значит, у меня весьма дурной вкус; он изысканно вежлив, спокоен — словом, настоящий джентльмен.
— А его наружность?.. Я забыл, каким ты описывала его; вероятно, это грубоватый викарий, в тесном белом галстуке, выступающий как на котурнах, в своих штиблетах на толстых подошвах, не так ли?
— Сент-Джон хорошо одевается. Он красивый мужчина — высокий блондин с прекрасными голубыми глазами и греческим профилем.
— (В сторону.) Черт бы его побрал! (Обращаясь ко мне.) Он, видно, нравился тебе, Джен?
— Да, мистер Рочестер, он мне нравился; но вы уже спрашивали меня об этом.
Я, конечно, понимала, куда клонит мой собеседник: в нем пробудилась ревность. Она жалила его, но ее укусы были целительны: они отвлекали его от гнетущих мыслей. Поэтому я и не спешила заговорить эту змею.
— Может быть, вы сойдете с моих колен, мисс Эйр? — последовала несколько неожиданная реплика.
— Отчего же, мистер Рочестер?
— Нарисованный вами образ представляет слишком уж разительный контраст со мной. Вы изобразили пленительного Аполлона; он владеет вашей фантазией — высокий, красивый, голубоглазый, с греческим профилем. А перед вами Вулкан — этакий корявый кузнец, смуглый, широкоплечий и к тому же еще слепой и однорукий.
— Мне это не приходило в голову, но вы действительно настоящий Вулкан, сэр.
— Ну, так убирайтесь вон, сударыня, скатертью дорога! Но, прежде чем уйти (и он еще крепче прижал меня к себе), будьте так любезны ответить мне на кое-какие вопросы.
Он помолчал.
— Какие вопросы, мистер Рочестер? Тут последовал настоящий допрос:
— Когда Сент-Джон устраивал вас на место учительницы в Мортоне, он еще не знал, что вы его кузина?
— Не знал.
— Вы часто с ним виделись? Он иногда заходил в школу.
— Ежедневно.
— Он одобрял вашу работу, Джен? Я знаю, вы делали все безукоризненно, ведь вы же умница.
— Да, он ее одобрял.
— И он, конечно, обнаружил в вас много достоинств, о которых не подозревал? У вас незаурядные способности.
— На этот счет ничего вам не могу сказать.
— Вы говорите, что жили в маленьком коттедже близ школы. Навещал он вас когда-нибудь?
— Иногда.
— По вечерам?
— Раз или два. Наступила пауза.
— А сколько времени вы прожили с ним и с его сестрами, после того как было установлено ваше родство?
— Пять месяцев.
— Много ли Риверс проводил времени в вашем обществе?
— Много. Маленькая гостиная служила ему и нам рабочей комнатой; он сидел у окна, а мы за столом.
— И подолгу он занимался?
— Да, подолгу.
— Чем?
— Языком индустани.
— А что вы делали в это время?
— Сперва я изучала немецкий.
— Это он с вами занимался?
— Он не знает немецкого.
— А он ничем с вами не занимался?
— Немного языком индустани.
— Риверс занимался с вами индустани?
— Да, сэр.
— И со своими сестрами тоже?
— Нет.
— Значит, ему хотелось учить вас?
— Да. Снова пауза.
— А с чего он это выдумал? На что вам мог понадобиться индустани?
— Он хотел, чтобы я поехала с ним в Индию.
— Ага! Вот я и докопался до сути дела. Он хотел на вас жениться?
— Он просил моей руки.
— Это ложь, бесстыдная выдумка, мне назло!
— Прошу прощения, но это чистая правда; он просил меня об этом не раз, и притом с настойчивостью, которая могла бы поспорить с вашей.
— Мисс Эйр, повторяю, вы можете уйти. Сколько раз я должен это повторять? Отчего вы упорно продолжаете сидеть у меня на коленях, когда я попросил вас удалиться?
— Мне и здесь хорошо.
— Нет, Джен, вам не может быть здесь хорошо, ваше сердце далеко — оно с вашим кузеном, с этим Сент-Джоном. А я-то считал, что моя маленькая Джен целиком принадлежит мне! Я верил, что она меня любит, даже когда она меня покинула; это была капля меду в океане горечи. Хотя мы и были разлучены,
