что делают другие. Вот ты: тебе дана власть над огнем и льдом. Ты не должен творить живое. Делая это, ты нарушаешь волю Единого. Одумайся, — мягко сказала Йаванна. — Пойми, то, что ты делаешь, — грех. Откажись. Нет ничего выше воли Единого.
А если его воля как раз и была — нате, творите? Он им дал лишь пример Песнью своей. Дальше уже каждый творил сам.
Не думаю, что Творение есть грех. Другое дело, что Творение всегда опасно. Но ко злу или к добру приведет Творение, это уже зависит от творца. А само Творение — вряд ли греховно. Даже если его и нет в Замысле.
Жаль, что я в свое время не уделял должного внимания философии — мне по душе была больше история да языки…
— Посмотри.
Ауле пожал плечами:
— Камни как камни, ничего особенного…
— Прислушайся. — Мелькор улыбнулся.
После недолгого молчания Ауле удивленно спросил:
— Что это? Песня… или музыка… не пойму. Откуда?
— Это Песнь Камня. Тебе нравится?
Кузнец как-то странно взглянул на Крылатого:
— Такого не было в Замысле Эру.
— Теперь будет. Разве тебе не хочется, чтобы так было? Разве это не красиво?
Что-то непонятное творилось с лицом Ауле. Оно застыло, как маска, но временами по нему пробегала судорога, а голос звучал хрипло, когда он сказал:
— Никто не смеет менять Замысел-Творения!
— Но ты ведь знаешь, что мы сами создавали Музыку…
— Нет! Она рождена мыслью Единого, и против воли Его никто не может изменить ее!
— Видишь, ты же сам говоришь. Ведь Эру хотел, чтобы этот мир стал прекрасным, — разве не дано украсить его по мыслям нашим? И что в этом дурного, если мы…
— Замолчи! — с отчаяньем выкрикнул Ауле. — Неужели ты еще не понял: все должно быть по воле Единого, а не так, как хотим мы!..
Он осекся.
— Что? — потрясение спросил Мелькор. — Что ты сказал?
Ауле в ужасе посмотрел на него.
— Ничего… — Голос его дрожал. Он судорожно вздохнул и добавил отчетливо и резко: — Ничего. Я. Не. Говорил. Тебе показалось.
— Повтори.
— Мне нечего повторять!
— Не бойся. Я понимаю. Я помогу тебе, обещаю.
Мелькор хотел взять Ауле за руку, но тот отшатнулся, заслоняясь, словно от удара:
— Что ты понимаешь?
— Да, у Эру есть еще силы карать тех, кто не повинуется ему. Я знаю, что это. Переступи через страх. Я помогу тебе. Поверь, все вместе мы сильнее его. Мы свободны. Он увидит это. Он поймет — должен понять. Не бойся. Поверь себе. — Мелькор говорил мягко и успокаивающе, но в глазах Ауле были только ужас и отчаянье.
— Уходи, — выдохнул он наконец.
— Идем со мной. Тогда Эру не сможет помешать тебе.
Лицо Ауле мучительно исказилось:
— Уходи, — хрипло выдохнул он. — Я прошу тебя. Я еще приду к тебе, приду, только уходи сейчас.
Мелькор покачал головой:
— Ты никогда не придешь. А когда мы снова встретимся…
Он отвернулся и повторил глухо:
— Когда мы снова встретимся…
— Уходи! — крикнул Ауле.
Теперь он сидел на земле, стиснув голову руками, раскачиваясь из стороны в сторону. Потом поднялся, и Мелькор увидел его пустые глаза. Голос Кузнеца был ровным и безжизненным:
— То, что противоречит Замыслам Единого, не должно существовать.
Он поднял руку.
— Остановись! Если ты сделаешь это, тебе больше никогда не услышать голос Арты… Выслушай меня, я умоляю!
«Силой ничего не сделать, нельзя… Насилие рождает зло. Он должен понять!..»
— Не нужно бояться, слышишь? Поверь мне, никто не может запретить творить. Но если ты начнешь разрушать, оправдывая это тем, что так велел Эру, грань добра и зла исчезнет для тебя. Останется только воля Эру, и ты воистину станешь слепым орудием в руке его… И ты перестанешь быть Творцом! — яростно выдохнул Мелькор.
— Замолчи… я не должен слушать тебя! Уходи! Слышишь, уходи!
…И все же где-то есть она — Долина Поющего Камня. Люди Востока рассказывают о ней, и были эльфы, видевшие ее и слышавшие Песнь Камня. Впрочем, предания эльфов не говорят об этом.
А откуда тогда известно, что эльфы вообще бывали в этой долине?
Но отголосок памяти живет в имени эльфийского королевства Гондолин — Земля Поющих Камней…
…И все-таки еще один раз Мелькор пришел к Валар. К Валиэ Йаванне. Она встретила его настороженно.
— Выслушай меня, — попросил Мелькор. — Вы хотите создать мир, не знающий смерти?
— Да. Волей Единого будет этот мир цветущим садом, и прекрасные животные будут бродить под сенью деревьев… — мечтательно улыбнулась Кементари.
— Допустим. Не знающие смерти, звери будут плодиться и размножаться, и очень скоро, поверь мне, им перестанет хватать пищи. И что тогда?
Йаванна вздохнула:
— На это есть Великий Охотник Оромэ…
— Верно. Охота — отрада и забава для него, он не знает усталости… И все же — вряд ли ему удастся управиться со всем зверьем. А потом — вон видишь двух оленей? Как ты думаешь, которого из них убьет Оромэ?
— Не знаю.
— Я тебе отвечу. Того, кто сильнее и быстрее: какая же радость в том, чтобы затравить слабого и больного зверя? Слабый — оставит потомство; выживут — слабейшие из слабых, а это вырождение.
А вот это уже явно писалось совсем недавно! Очень напоминает лекции нашего магистра естественной истории, даже слова те же самые! Вообще мне это очень напоминает распространенные на юге философские трактаты, написанные как беседы. «Беседа такого-то с таким-то о том-то». Обычно некоего учителя со своим учеником. Очень удобно для объяснения. Кстати, в том же духе написаны «Речи Финрода и Андрет». Так что и у нас подобная традиция есть.
— Да… — растерянно протянула Йаванна.
— А если попробовать по-другому?
— Это — как?
Существо, вышедшее из-за деревьев по неприметному знаку Мелькора, двигалось мягко и бесшумно, плыло над землей; только мышцы перекатывались под мягкой серебристо-серой в темных мраморных разводах шкурой. Зеленые глаза, казалось, мерцали собственным светом. Снежный барс.
— Красив?
— Да… какое чудо… — восхищенно вздохнула Валиэ.
Мелькор усмехнулся:
— Только ведь он не травкой питается. Ему нужно мясо, чтобы выжить. Смотри, какие клыки!
— Какой ужас! — Йаванна отшатнулась.
