лен. Ты прекрасна, и я люблю тебя. Зачем же ты плачешь? Остальное — ерунда. Я люблю тебя и беру тебя в жены — перед всеми. Не плачь…
Девушка покачала головой.
— Разве я когда-нибудь лгал? И теперь я говорю правду. Верь мне, пожалуйста. Веришь, да?
Она посмотрела на него. Глаза ее — понимали все. Она кивнула.
— Ты не лжешь…
— Конечно, — солгал он впервые в жизни.
— Ныне узрели вы Благословенную Землю, славу и величие ее, красоту и свет ее. Что скажете вы, Дети Единого Творца?
— О Великий, — нарушил молчание Ингве, опустив ресницы, — слова меркнут, ибо бессильны выразить то, что чувствуем мы в сердцах своих…
— Не называй меня великим; ибо я не более чем посланник Могучих Арды, лишь прах у ног Валар и тень тени их. Но вы избраны не затем лишь, чтобы видеть Аман и говорить о нем с вашими народами: тень скорби омрачила покой Высоких, и должен я, ибо такова воля их, говорить с вами о Преступившем.
— Преступивший? Кто это? — растерянно спросил Элве.
— Узнайте же, что Преступивший суть тот, кто нарушил и исказил Великий Замысел; что желает он уничтожить красу мира, обратить в пепел сады и в пустыню долины, иссушить реки и всепоглощающее пламя выпустить на волю, дабы в хаос был повержен мир и дабы вечная Тьма поглотила Свет…
Элве вздрогнул, отступив на шаг.
— Но и это не худший из замыслов его. Знайте, что возжелал он отнять дарованное вам Илуватаром, дабы узнали вы смерть.
— Что это — смерть? — Губы Элве дрожали, как у испуганного ребенка.
— Смерть уведет вас за грань мира, в ничто, в пустоту, и пустотой станете вы, а все чувства и мысли ваши, творения ваши и само существо ваше обратится в прах.
Они молчали, пытаясь осознать услышанное. Как же так? Все это будет — цветы и деревья, звезды и трава, и горы, и сам мир, — но не будет их. Все останется как есть, не будет только их, и никогда не услышать песни ручья, не увидеть ясного неба в звездной пыли, не ощутить вкуса плодов, не вдохнуть запаха трав, не подставить лицо ветру… Как это? Непостижимо и страшно: все есть, нет только тебя самого, и это — навсегда?
— Зачем… зачем ему это? — шепотом спросил Ингве.
— Зависть в его сердце — зависть ко всему светлому и чистому, ко всему, недоступному для него. И несчастьем вашим хочет он возвеличить себя и обратить вас в рабов, покорно вершащих его волю. Страшно то, что души многих отвратил он от Света Илуватара, так что стали они прислужниками его; но страх жестоких мучений, которым подвергает он отступников, сильнее, и ныне ненависть их обращена на весь мир, всего же более — на тех, что некогда были их соплеменниками, но отвергли путь Зла. Тех же, чью душу не смог поработить Преступивший, в мрачных подземельях слуги его подвергают чудовищным пыткам, затмевающим разум и калечащим тело; и так создает он злобных тварей, которые суть насмешка над прекрасными Детьми Единого, ибо сам он ничего не может творить, но лишь осквернять и извращать творения других.
— О посланник… — Элве низко опустил голову; пряди длинных пепельных волос совершенно скрыли его побледневшее лицо. — Ответь, зачем ты говоришь нам об этом здесь, в земле, недоступной Преступившему? Или и в Валинор уже проникло зло?
Майя долго молчал, из-под полуопущенных век разглядывал троих. Наконец он заговорил, медленно и торжественно:
— В тяжкой войне Могучие Арды повергли Преступившего, и прислужники его уничтожены или рассеяны, как злой туман. Но Великие призваны не карать, а вершить справедливость; потому Преступивший и те, что служили ему, предстанут ныне перед судом Валар. И так как не ради покоя своего, но ради Детей Единого вели они войну, как ради Детей Единого пришли они некогда в Арду, дабы приготовить обитель им, то достойные из Элдар должны будут сказать слово свое на этом суде: такова воля Валар. Лишь после этого сможет Совет Великих вынести приговор отступникам. И я пришел сказать вам: да будут ныне мысли ваши о благе народов ваших; укрепите сердца свои, очистите помыслы свои и следуйте за мной, ибо должно вам предстать перед Великими в Маханаксар.
…Что сделает ребенок, впервые в жизни увидев паука — многоногое уродливое чудовище? Один — убежит в ужасе и с плачем будет жаться к ногам старших. Другой застынет, не в силах от страха ни сдвинуться с места, ни понять, что он видит. Третий — с жестокой детской отвагой раздавит отвратительное насекомое, чтобы навсегда избавиться от него…
Почему же он не приказал уходить всем? Почему не потребовал с них клятвы, как с тех девяти? Почему, наконец, не заставил?
На душе у меня было страшно тяжело. Я не хотел верить тому, что здесь было написано. Но я уже не мог отрицать того, что этот народ — существовал. И вот я читаю о его гибели. Имена. Лица. Стихи. Слова. Неужели все было — так?
Нет, не могу поверить. Не хочу. Да нет, такого не могло быть!
Но как же тогда они погибли?
Хорошо. Даже если предположить, что Валар жестоки, то уж никак не могу представить себе, чтобы Элве — Элу Тингол — был таким перепуганным ребенком! Вождь народа, который вел его от самого Куивиэнен по Средиземью, где полно орков, уже обученных убивать, — и испугался? Испугался ТАК? Он повидал и не такие ужасы на пути своем — и выстоял, и сохранил свой народ. Ну ладно, на пути от Озера их сопровождали Оромэ и его… как там? Свора и Загонщики? Но ведь сколько они прожили у самого Озера, одни, и никто к ним не приходил, чтобы «указывать Путь»… И чтобы такого труса полюбила Мелиан Майя? Не поверю. Не могу…
И-МБАНД ВАЛАРЕВА — СУД ВАЛАР
В слепящей пустыне, в круге немых безликих статуй кричал человек, захлебываясь жгучим неживым воздухом. Не различал лиц в мертвом сиянии, в бриллиантовом зыбком мареве — не видел цвета одежд, не знал, кто перед ним, — и не желал знать этого.
— За что вы убили их?
Крик — кровь горлом, режущая пыль липнет к гортани.
— За что вы уничтожили мой народ?!
— Ложь! Они не причиняли зла никому, они просто хотели жить… они не умели убивать — а вы… За что?
Казалось, заклятое железо Ангайнор не выдержит — так сильно он натянул цепь.
— Они ведь — живые!.. Народ мой, ученики мои… дети мои. — Его голос сорвался.