— Ты… нет, не трус. Ты просто не смеешь поверить себе.
Ирмо невольно вздрогнул; ему показалось, что эти слова произносит — другой, тот, кого сейчас в оковах вели в чертоги Мандос.
— На тебе нет вины перед нами, Владыка Снов, — повторил Линнэр.
— Я хотел бы… — почти моляще продолжил Ирмо, — чтобы ты остался. Но ты стал Человеком, и эльфом мне тебя не сделать, а тем паче в майя не превратить. И жить здесь ты не сможешь… Я говорю с тобой — наверное, потому, что не посмел говорить с ним прежде. Теперь же — не смогу тем паче.
— Ты не желал зла. Но никто здесь не желал зла! Только слепо вершили чужую волю. Все ради нашего же блага…
И снова Ирмо почудился иной голос.
— Но ты, Владыка Снов… Мне тяжело видеть так далеко, но придет и твой час прозреть. И измениться. И поверить в себя.
Мальчик улыбнулся печально и мудро — совсем не по-детски:
— Пусть ты скажешь те слова, которые не успел сказать Учитель. Он не осудил бы меня.
Глубоко вздохнул:
— Я, Линнэр, избрал Путь Видящего, и знаком Пути, во имя Арты и Эа, беру имя Гэллэйн, Око Звезды.
И почти беззвучно откликнулся Ирмо:
— Перед звездами Эа… и… Артой… — впервые он произносил имя мира так, — ныне имя тебе… Гэллэйн. Путь твой избран… Да станет так.
Мальчик улыбнулся:
— Благодарю. Прощай. И закрыл глаза.
Один изо всех, он не очнулся от колдовского сна в урочный час.
— … Должно быть, он просто пожалел меня. Прости меня.
— Мне не в чем тебя винить. И потом, он сам так решил.
— Он не смог забыть. Я понял до конца, что он твой ученик, когда увидел, что его воля сильнее моей. И он был прав: память не исчезла, она спит в них — во всех, даже в Гэлли. А я… я хотел убить память…
— Но ведь они — живы. Благодаря тебе.
— Они перестали быть твоими детьми…
— Это значит лишь, что от своего приемного отца они вернулись к родному.
— Но у приемного — не лучше ли было им?
— Что ж, тогда, может, у своих теперешних приемных родителей они будут счастливее, чем… Где они теперь? Таили Мириэль — я знаю. А другие?
Ирмо опустил глаза:
— Йолли и Эйно — воспитанники Манвэ. Тайо — Лаурэ — воспитывался в доме короля Ванъяр Ингве. Даэл, Ойоли, Исилхэ и Тииэллинн — в Алквалондэ у Олве…
— Остальные — у Нолдор?
— Да.
— Лучше нам не встречаться. Если вспомнят — не смогут жить здесь. И если… нет, этого не будет.
Усмехнулся коротко и зло:
— Итак, мой младший брат тоже решил обзавестись учениками. И хорошо защитил род своих избранников!..
И, неожиданно тихо и обреченно:
— Как же все оказалось просто…
Воистину — просто. Я не ожидал, что найду такое замечательное и простое объяснение. Все же верно — до конца ничего не уничтожишь, хоть какой след да останется. Мне стало легко на душе. Именно так, наверное, и поступили со всеми Эллери Ахэ, кроме погибших случайно. Их погрузили в сон в садах Лориэна. Ибо сон в Садах Лориэна — исцеление, осознание и переосмысление своей жизни… Именно так. А все вымыслы о жестокой казни в когтях орлов на вершине Таникветиль — это уже позднее. Это отголосок не менее жестокого времени, хотя куда как более близкого и, увы, понятного…
…Золотоволосый, одетый в цвета неба, расшитого солнечными лучами, обернулся.
Он избегал встреч с ними. Уходил поспешно — так, что, должно быть, это напоминало бегство — даже увидев издалека. Ну почему именно сейчас, именно сегодня…
— Тайо!
Черные брови чуть приподнялись в недоумении:
— Что?!
— Тайо, — с растерянной полуулыбкой, — разве ты забыл свое имя?
— Мое имя Лаурэ, — холодом и презрением ожег голос.
— Тайо, подожди… — Он протянул руку, осознавая, как беспомощен этот жест — остановить, удержать…
— С последним из слуг Валар я еще стал бы говорить…
— …но не с тобой, Преступивший.
Отчеканил — как по металлу. Боль скрутила все внутри, на мгновение перед глазами потемнело; со стороны услышал свой больной, сорванный голос:
— Постой… Тайо…
Золотоволосого уже не было рядом — незачем было смотреть. Он остался стоять, ссутулившись, словно обрушился Небесный Купол, придавив его обломками, задыхаясь…
Мир стал ослепительно, раскаленно-белым, застывший воздух рвал легкие изнутри. Он стиснул кулаки, впиваясь ногтями в ладони.
Словно тугая пружина неотвратимо разворачивалась внутри: все, что он запер в душе, запретив себе думать и чувствовать —
— внезапно — вырвалось, как хлещет в небо огонь вулкана, выжгло все, кроме ярости и белого гнева -
Теперь понятно. Уничтожу ваш дом. А что теперь это дом еще и бывших его учеников — это все равно? Их тоже убивать будет? Или как? Да, воистину, Возлюбивший Мир…
ГЛАВА 15
Теперь я читал Книгу более-менее спокойно — я нашел опору в душе своей. Теперь я стоял твердо, и буря смятения не могла уже смыть меня в море безумия. Во мне уже не было того негодования и возмущения, желания спорить и переубеждать. Я просто читал. Те, кто писал это, думали не так, как я, — они верили своему богу. Наверняка здесь вымысла и домысла куда больше, чем истины. Я сам убеждался на собственном опыте, что иногда то, во что страстно желаешь поверить, становится почти правдой в твоих глазах, и ты потом уже не в силах отделить истину от вымысла. Но не это главное. Канва-то остается прежней, что бы по ней ни вышили.
Четкий почерк, синдарин и ах'энн. Все повести написаны одной рукой. Наконец-то я добрался до предмета, о котором я могу спорить. Ибо это были истории об эльфах. Наши предки узнали об этих событиях от тех, кто сам все видел и пережил, так что здесь у меня опора еще крепче. Здесь, конечно же, и их история, и их отношения с людьми, и сами они будут совсем иными, чем в наших преданиях. Тем любопытнее…
СЭННИА ЛЭ — БЕЛЫЙ ЦВЕТОК
