— Эх ты, — сказала она и засмеялась своим гулким смехом. — Все ругательства у тебя на один лад. Но выходит крепко. Ты видал самолеты?
— Наблевал я в их моторы, — сказал Агустин, утвердительно кивнув головой, и закусил нижнюю губу.
— Здорово! — сказала Пилар. — Это здорово! Только сделать трудно.
— Да, слишком высоко добираться. — Агустин ухмыльнулся. — Desde luego. Но почему не пошутить?
— Да, — сказала жена Пабло. — Почему не пошутить? Человек ты хороший, и шутки у тебя крепкие.
— Слушай, Пилар, — серьезно сказал Агустин. — Что-то готовится. Ведь верно?
— Ну, и что ты на это скажешь?
— Скажу, что хуже некуда. Самолетов было много, женщина. Очень много.
— И ты испугался их, как все остальные?
— Que va, — сказал Агустин. — Как ты думаешь, что там готовится?
— Слушай, — сказала Пилар. — Судя по тому, что этот Ingles пришел сюда взрывать мост, Республика готовит наступление. Судя по этим самолетам, фашисты готовятся отразить его. Но зачем показывать самолеты раньше времени?
— В этой войне много бестолочи, — сказал Агустин. — В этой войне деваться некуда от глупости.
— Правильно, — сказала Пилар. — Иначе мы бы здесь не сидели.
— Да, — сказал Агустин. — Мы барахтаемся в этой глупости вот уже целый год. Но Пабло — он не дурак. Пабло — он изворотливый.
— Зачем ты это говоришь?
— Говорю — и все.
— Но пойми ты, — старалась втолковать ему Пилар. — Изворотливостью теперь уже не спасешься, а у него ничего другого не осталось.
— Я понимаю, — сказал Агустин. — Я знаю, что нам пути назад нет. А раз уцелеть мы можем, только если выиграем войну, значит, надо взрывать мосты. Но Пабло хоть и стал трусом, а все-таки он хитрый.
— Я тоже хитрая.
— Нет, Пилар, — сказал Агустин. — Ты не хитрая. Ты смелая. Ты верный человек. Решимость у тебя есть. Чутье у тебя есть. Решимость у тебя большая и сердце большое. Но хитрости в тебе нет.
— Ты в этом уверен? — задумчиво спросила женщина.
— Да, Пилар.
— А Ingles хитрый, — сказала женщина. — Хитрый и холодный. Голова у него холодная.
— Да, — сказал Агустин. — Он свое дело знает, иначе его не прислали бы сюда. Но хитер ли он, я не берусь судить. А Пабло хитрый — это я знаю.
— Но теперь он ни на что не пригоден и от страху с места не сдвинется.
— Но все-таки хитрый.
— Ну, что ты скажешь еще?
— Ничего. Тут надо подойти с умом. Сейчас такое время, что действовать надо с умом. После моста нам придется уходить из этих мест. Нужно все подготовить. Мы должны знать, куда уходить и как уходить.
— Правильно.
— Для этого — Пабло. Тут нужна хитрость.
— Я не доверяю Пабло.
— В этом можно на него положиться.
— Нет. Ты не знаешь, какой он стал.
— Pero es muy vivo. Он очень хитрый. А если тут не схитрить, будем сидеть по уши в дерьме.
— Я об этом подумаю, — сказала Пилар. — У меня целый день впереди.
— Мосты — это пусть иностранец, — сказал Агустин. — Они это дело знают. Помнишь, как тот все ловко устроил с поездом?
— Да, — сказала Пилар. — Он тут был всему голова.
— Где нужна сила и решимость — это уж по твоей части, — сказал Агустин. — Но что касается ухода — это пусть Пабло. Отступление — это пусть Пабло. Заставь его подумать об этом.
— А ты не дурак.
— Да, я не дурак, — сказал Агустин. — Только sin picardia24. Где нужна picardia, там пусть Пабло.
— Несмотря на все его страхи?
— Несмотря на все его страхи.
— А что ты думаешь про мост?
— Это нужно. Я знаю. Мы должны сделать две вещи. Мы должны уйти отсюда, и мы должны выиграть войну. А чтобы выиграть войну, без этого дела с мостом не обойдешься.
— Если Пабло такой хитрый, почему он сам этого не понимает?
— Он слаб и хочет, чтобы все оставалось так, как есть. Ему бы крутиться на месте, как в водовороте. Но вода прибывает, его сорвет с места, и он волей-неволей пустит в ход свою хитрость.
— Хорошо, что Ingles не убил его.
— Que va. Вчера вечером цыган пристал ко мне, чтобы я его убил. Цыган — скотина.
— Ты тоже скотина, — сказала она. — Но не дурак.
— Да, мы с тобой оба не дураки, — сказал Агустин. — Но Пабло — у него дар.
— Только поладить с Пабло нелегко. Ты не знаешь, каким он стал.
— Да. Но у него дар. Слушай, чтобы воевать — достаточно не быть дураком. Но чтобы выиграть войну — нужен дар и средства.
— Я это все обдумаю, — сказала она. — А теперь нам пора идти. Мы и так уже запаздываем. — Потом, повысив голос, крикнула: — Англичанин! Ingles! Пойдем, нам пора!
10
— Давайте отдохнем, — сказала Пилар Роберту Джордану. — Садись, Мария, отдохнем.
— Нет, пойдемте дальше, — сказал Роберт Джордан. — Отдыхать будем на месте. Мне надо поговорить с этим человеком.
— И поговоришь, — сказала ему женщина. — Торопиться некуда. Садись, Мария.
— Пошли, — сказал Роберт Джордан. — Отдохнем наверху.
— А я хочу отдыхать сейчас, — сказала женщина, садясь у ручья.
Девушка опустилась рядом с ней в густой вереск, и солнце заиграло у нее в волосах. Один Роберт Джордан все еще стоял, глядя на горный луг и пересекавший его ручей, где, наверно, водились форели. Здесь вереск доходил Роберту Джордану до колен. Дальше он уступал место желтому дроку, среди которого торчали большие валуны, а еще дальше шла темная линия сосен.
— Далеко нам еще до лагеря Эль Сордо? — спросил Роберт Джордан.
— Нет, недалеко, — сказала женщина. — Пройдем этот луг, спустимся в долину, а потом вон в тот лес, что выше по ручью. Садись и забудь свои серьезные мысли.
— Я хочу поговорить с ним, и чтобы с этим было покончено.
— А я хочу вымыть ноги, — сказала женщина и, сняв сандалии и толстый шерстяной чулок, сунула правую ногу в ручей. — Ух, как холодно!
— Надо было ехать верхом, — сказал Роберт Джордан.
— А мне полезно прогуляться, — сказала женщина. — Мне этого как раз недоставало. Чего ты?
— Ничего, просто тороплюсь.
— Тогда успокойся. Времени у нас много. А день-то какой хороший, и как я рада, что здесь нет сосен. Ты даже не знаешь, как эти сосны могут надоесть. Тебе не надоели сосны, guapa?
— Я люблю их, — сказала девушка.
