— Простите?
— Мадемуазель Стилер, вы вовсе не производите впечатление истеричной особы. Ничего не случилось, вы просто опознали преступника. Но если вам не по себе, я принесу воды и каких-нибудь успокаивающих капель.
Брук несколько раз глубоко вдохнула и медленно выдохнула, пытаясь сдержать приступ самой настоящей паники. Кажется, это ей удалось.
— Не нужно… Со мной уже все в порядке.
— Вот и хорошо, — быстро произнес он. — И… мне все-таки нужны ваши показания, мадемуазель Стилер.
Не успела Брук напомнить, что она не в состоянии писать, как полицейский вытащил небольшой диктофон и положил на стол перед девушкой.
— Попробуем вот так, — сказал он, откинулся на спинку стула и сложил руки на груди.
— Что я должна говорить?
— Расскажите все с самого начала. Что вы делаете в Париже, где живете, с кем общаетесь. Все по порядку.
— Хорошо. — Брук начала рассказ с того момента, как они с Глорией оказались в Париже, как нашли квартиру и как они проводят время.
Брук слегка успокоилась и довольно внятно поведала о знакомстве с Люком. И вот тут-то ее опять стал охватывать ужас. Неужели Люк, тот самый Люк, художник, который рисовал ее портрет, улыбался и выглядел совершенно нормальным, обычным человеком, на самом деле матерый преступник? Неужели такое вообще возможно? У преступников должны быть страшные лица, на которых легко читаются всевозможные человеческие пороки, а не веселые улыбки и мягкий, проникновенный голос… Хотя с другой стороны, любой преступник должен подстраиваться. Ведь ему нужно находить жертвы и устраивать им ловушки.
— Именно так он и поступал.
— Простите?.. — пролепетала Брук, приходя в себя и понимая, что только что машинально проговорилась о том, о чем думала.
— Он устраивал ловушки и заманивал в них свои жертвы. Все пострадавшие описывают его как очень обаятельного молодого человека, милого и разговорчивого.
— Но он и в самом деле не казался опасным. Наоборот… — словно оправдываясь, едва слышно проговорила она.
Вот если бы Брук предложили на основе сравнительного анализа внешности детектива и Люка выбрать типаж преступника, то симпатии Брук остались бы на стороне Люка, а этого полицейского с его тяжеловесным, грубым лицом она бы запросто могла посчитать злостным нарушителем закона!
— Конечно, иначе и быть не может, — терпеливо сказал полицейский. — Он прекрасно разбирается в психологии, особенно в психологии женщин, которые являются э-э-э… объектами нападения.
От этого страшного словосочетания «объекты нападения» в животе у Брук все сжалось. Она оказалась одной из простушек, угодивших в ловушку, и признать это как бесспорную истину было почти невыносимо. Девушка почувствовала себя просто ужасно из-за того, что, как дурочка, согласилась посидеть с Люком в кафе. У него был томно-грустный взгляд, приятная улыбка, мягкий голос и нервные пальцы, которыми он рисовал, как настоящий профессионал. Брук готова была смириться с тем, что он решил поживиться за счет туристки. Возможно, он бедствовал и не смог побороть искушения…
— Значит, это было просто случайное знакомство, — задумчиво произнес детектив.
— Я же сказала, что все произошло спонтанно. Меня привлекла картина. Голуби на пощади…
— Люк… он не останавливал вас, ни на чем не настаивал?
— Нет. Очень удачный набросок. О господи… Я просто остановилась на несколько минут вместе с другими прохожими, даже не обратила внимания на самого художника… А Люк спросил, нравится ли мне картина. А потом он нарисовал мой портрет.
— У вас возникло ощущение, что он профессионал?
— Именно так. Он очень быстро рисовал… Портрет оказался настолько удачным, что я выразила искреннее восхищение. Я хотела купить его, но Люк сказал, что дарит мне рисунок. Я попыталась протестовать, и тогда он сказал, что в качестве платы примет мое согласие посидеть с ним в кафе… — Брук замолчала, заново переживая те минуты и невидящим взглядом уставившись куда-то за плечо полицейского.
— Ага… и вы согласились…
Брук встрепенулась и настороженно взглянула мужчине в лицо. Уголок его губ изогнулся, словно в намеке на сардоническую усмешку. Он все понимал, этот полицейский, видел ее насквозь. И немудрено: ведь в полицейской академии тоже преподавали психологию, особенно психологию — как он выразился? — объектов нападения.
— Да, я согласилась. Он сделал это непринужденно, совершенно ненавязчиво. И меня это ни к чему не обязывало. Я просто согласилась выпить чашечку кофе в общественном месте, а не собралась прогуляться в одиночку ночью по неблагополучному району города! — с некотором вызовом ответила она.
Лицо детектива снова едва заметно исказилось, и Брук, разозлившись на собственную внимательность и неожиданную чувствительность к изменениям его настроения, опять стала смотреть за его плечо.
— Что было дальше?
— В этом кафе было очень много народу, и столики обслуживались довольно медленно. Люк вызвался исправить ситуацию и сам принес кофе и два пирожных. Мы сидели, пили кофе и разговаривали. А потом… — Брук замолчала, потому что о «потом» помнила весьма смутно.
— Потом вам стало плохо, — подсказал детектив.
Она кивнула.
— Мне показалось, что я немедленно упаду в обморок. Люк предложил выйти. Он сказал, что свежий воздух мне поможет.
— А потом наступил провал, — снова подсказал детектив, потому что Брук опять замолчала. — И вы даже не помните, как оказались в двух кварталах от площади…
Брук снова кивнула, чувствуя себя совершенно подавленной. Да, она этого не помнила, и это было ужаснее всего.
— Все так и было. Я подумала… подумала, что это из-за кофе. У него был какой-то странный привкус, и я решила, что он несвежий или испорченный…
— Люк подсыпал в кофе специальное лекарство… Действие его не слишком длительное, но при этом человек становится похожим на зомби. Он может двигаться, подчиняется командам, но при этом не осознает, что происходит вокруг… — устало закончил он и потер широкой ладонью лоб.
Это и было тем самым доказательством вины Люка, которую она все еще не могла до конца осознать и признать. Не испорченный кофе сыграл с ней злую шутку, а какое-то снадобье, которое Люк подсыпал ей в чашку! Господи, когда Глория узнает, что с ней случилось, она просто прибьет Брук на месте. Сколько раз подруга призывала ее не терять бдительности, но Брук умудрилась благополучно забыть все наставления и влипнуть в историю. И ей повезло, что все закончилось благополучно, а ведь последствия могли быть просто катастрофическими! Брук тяжело сглотнула, чувствуя, как в животе завязался огромный узел. Так бывало всегда, когда она сильно переживала.
— Я понимаю, что вы сейчас чувствуете, — неожиданно мягко сказал детектив, и Брук бросила на него страдальческий взгляд.
Она сильно сомневалась, что он понимал ее чувства, наверное, просто хотел слегка подбодрить или боялся, что она опять окажется на грани истерики. Но Брук вовсе не собирается превращаться в жалкую размазню и плакаться ему в жилетку. Она всего лишь хочет оказаться дома, чтобы вдали от непрошеных свидетелей в гордом одиночестве вдоволь напереживаться…
Брук вздернула подбородок, взглянув мужчине в глаза.
— Детектив, вы закончили допрос? Надеюсь, я достаточно полно ответила на все ваши вопросы и могу быть свободна? Я провела в участке несколько часов и ужасно устала.
— Сколько еще времени вы планируете пробыть в Париже? Возможно, мне понадобится задать вам
