огромной лохматой головой и, усевшись на задние лапы, уставился на Оливию. Она с опаской протянула руку и погладила собаку по голове. Шип зажмурился от удовольствия.
— Он оказался совсем не страшный, а очень, очень добрый. Так же, как и вы, Карлос. — Великан смутился, Оливия тоже, и, чтобы избавиться от неловкости, она жизнерадостно провозгласила: — Лаура сегодня приготовила удивительно вкусный мясной пирог. Хотите кусочек?
— Не откажусь, — прогудел Карлос. — Только я с удовольствием попробовал бы вашей стряпни. Когда вы угостили меня своим яблочным пирогом, я чуть пальцы себе не откусил.
Оливия рассмеялась. Она не видела, как от окна отошел Рональд, который со странным выражением на лице наблюдал всю сцену.
Остаток вечера прошел спокойно. Рональд Даррелл в поле ее зрения больше не появлялся, а Оливия не испытывала желания общаться с ним сверх того времени, которое было необходимо для изучения документов. Однако, уже собираясь лечь спать, она вспомнила, что Рональд так и не назвал ей точного времени, когда они поедут в больницу к Патрику. Может, он вообще забыл об этом? Поколебавшись, Оливия решила попытать счастья. Наверняка Рональд еще не спит. Владельцу такого огромного хозяйства не освободиться раньше позднего вечера. Уверив себя, что ее поведение не выходит за рамки приличий, Оливия вышла из комнаты и спустилась вниз.
Рональд действительно еще не спал. Он сидел в гостиной: в руке его был стакан, а на изящном столике перед ним бутылка виски. Едва Оливия вошла в комнату, как ее присутствие тут же было замечено.
— Сеньорита, — чопорно произнес Рональд. — Чем обязан?..
— Я хотела узнать, не забыли ли вы о своем обещании.
— Ни в коем случае.
— Тогда вам не стоит напиваться. Как вы завтра поведете машину?
— Вот это уже мои проблемы.
— Не только, раз я буду вашим пассажиром.
— Уверяю, что доставлю вас к Патрику в целости и сохранности. Что-то еще?
Ух, как он ее злил! И этот взгляд, и искривленные в ухмылке губы, и даже его вызывающая поза! Оливия испытала почти непреодолимое желание вспрыгнуть на стул и стукнуть Даррелла по макушке, чтобы хоть немного встряхнуть ему мозги. Может, тогда он будет вести себя по-другому…
От этой новой мысли она пришла в смятение. Совсем недавно любое проявление бурных эмоций, равно как и возможность физического насилия с ее стороны, показалось бы самой Оливии верхом безрассудства. Но после того злополучного дня, когда она разорвала помолвку, ее чувства перестали соответствовать ее прежним принципам. Они уже не поддавались жесткому контролю и то и дело преобладали над здравым смыслом. Словно внутри Оливии сгорел некий предохранитель и она больше не в состоянии управлять собственными эмоциями.
— У вас больше нет ко мне вопросов? — напомнил Рональд о собственном присутствии.
— Только один. Вы думаете, у вас есть право вести себя подобным образом?
— Это уже интересно. — Он со стуком поставил стакан на столик и, закинув ногу на ногу, принялся с холодной снисходительностью изучать Оливию. — С каких это пор мне начинают указывать в моем собственном доме всякие городские избалованные дамочки?..
Сейчас он откровенно грубил, явно напрашивался на конфликт. Он провоцировал ее своим вызывающим поведением и оскорбительными интонациями. Случись это двумя неделями раньше, Оливия никогда бы не поступила подобным образом, тем более на «чужой территории» и с человеком, который подогрет алкоголем… Но сейчас, когда сгорел «эмоциональный предохранитель», она перешла черту, отделяющую прежнюю, рациональную, Оливию от Оливии новой, поступки которой не поддавались долгосрочному планированию и здравому смыслу.
Она сложила руки на груди, поджала губы и принялась изучать Рональда с точно такой же холодной снисходительностью.
— Мне уже несколько дней хочется узнать причину вашей антипатии ко мне.
— А вы не боитесь услышать правду?
— Нет.
— Я ненавижу маленьких лживых и изворотливых девиц.
— Не понимаю, какое отношение ко мне имеет ваше суждение о представительницах женского пола.
— О, самое непосредственное.
— Извольте объясниться.
— Я имею в виду причины, заставившие вас приехать сюда. Вы много чего порассказали, только дело в том, что я не верю ни одному вашему слову.
— И почему, по-вашему, я приехала?
— Деньги! — Он почти выплюнул это слово.
Оливия уставилась на него в немом изумлении. Она ничего не понимала. Какие деньги и при чем вообще тут деньги?! Ах, эта глупость с завещанием?! Рональд бросил на нее мрачный взгляд, плеснул себе в стакан из графина и тут же залпом выпил. Наверное, для того чтобы поддержать свой боевой дух.
— Причины, толкнувшие меня приехать в этот дом, слишком далеки от того, что вы себе навоображали. Я не собираюсь ни на что претендовать. Мне нужно увидеть своего отца и разобраться в своем прошлом, получив ответы на некоторые вопросы. Больше я ничего не собираюсь вам объяснять!
— Да и не надо… Должен признать, вы замечательно играете свою роль. Весьма, весьма правдоподобно… как и все подобные вам женщины. Вы настоящий стратег, сеньорита, отдаю должное вашему таланту и снимаю перед вами шляпу!
Стычка грозила стремительно перейти в масштабные боевые действия, а подобное заявление явно выходило за рамки даже этого разговора. Оно звучало не просто как оскорбление, а как обвинение в чем-то ужасном, чего Оливия все еще никак не могла понять до конца.
— Я вас не совсем вас понимаю, — процедила она.
— Да полно! — Рональд досадливо поморщился. — Я уверен, что вы уже продумали все возможные варианты ответов и будете стоять на своем до конца.
— Я ничего не продумывала! — возмутилась Оливия. — Это же была ваша идея — прислать мне это письмо! Если вы были уверены, что я такая… такая алчная, зачем вы его писали?!
— Это была моя ошибка, — глухо проронил он. — Я думал…
На этом самом интересном месте Рональд замолчал и налил себе еще виски, и Оливия, безрезультатно ожидающая продолжения, подумала, что если он продолжит пить такими темпами, то через полчаса вообще будет не в состоянии сказать хоть одно членораздельное слово.
— Так что вы думали? — не выдержала она и получила в ответ довольно туманный, но от этого не более дружелюбный взгляд. — Уж если вы предъявляете мне подобные обвинения, то будьте добры представить доказательства. Я желаю получить пространные объяснения, а не вытягивать из вас по одному предложению.
— Я поддался глупому порыву. Сам не знаю, как это вышло, я даже не помню точно, что написал… И сделал это только потому, что Патрик слишком переживал и мне невыносимо было видеть его страдания. То, как вы мучили его, вряд ли может вызвать у меня симпатию к вам… — обвиняюще проговорил он. — И, пожалуйста, не делайте вид, что вы страшно удивлены и оскоблены. Передо мной вам не нужно играть роль невинной овечки. Хотя не могу не признать, что она получается у вас отменно!
— Что получается?! — закричала Оливия. — Какая роль?!
— Притворство! — рявкнул Рональд.
— Притворство?!! Как вы смеете со мной разговаривать подобным тоном, Даррелл?! Как вы можете обвинять меня в таких ужасных вещах?!
— Еще как могу! Патрик отсылал вам десятки писем заказной почтой. Каждый раз он получал уведомление, что письмо доставлено адресату. Но вы ни разу — ни разу! — не послали ему даже ответа.
— Я ничего не получала. То, которое написали вы, было первым и последним, что я получила из Аргентины!
