Последние три раза, когда мы заходили сюда, он высказывал свое мнение обо всем, что мы заказывали. В ожидании заказа Питер вертит в руках вазочку с одинокой гвоздикой. Я кручу бокал с вином. Мы стараемся чем-то занять наши руки, хотя на самом деле нам хочется сплести их вместе. Однако мы хватаемся за эти посторонние стеклянные предметы, ведя себя в общественном месте как вполне приличные прелюбодеи.
Джон приносит заказанные нами блюда. Брокколи с голландским соусом и картофельное пюре с ломтиками ананаса. Все продукты настоящие, не консервированные. При виде еды я испытываю приступ тошноты. Мне едва удается добежать до дамской комнаты. Сполоснув лицо и рот, я чувствую себя лучше.
Питер ждет меня у двери.
– Что случилось? Ты в порядке?
– Меня вырвало. Запах, наверное, не понравился.
Питер просит Джона принести мне чашку мясного бульона. На поверхности плавают кусочки зеленого лука. После нескольких глотков мои руки перестают дрожать. Мы сидим в ресторане почти до трех часов. Питер заказывает колу, надеясь, что переход от соленого к сладкому успокоит мой желудок. Мне уже и правда лучше. Проклятье, не хватало только заразиться гриппом от Дэвида.
При входе в выставочный зал мы берем напрокат магнитофоны. Уверенный голос гида напоминает нам о том, на что стоит обратить внимание. Выставка оправдала мои ожидания. Разглядывая работы Хельги, я вспоминаю, как два года назад я делала доклад в Южной Каролине. Мне надо было чем-то занять свободный час, и я забрела в местный музей на выставку Уиета. Пройдя половину залов, я направилась к выходу. По улицам сновало множество народу, но в музее я оказалась единственным экскурсантом.
Музейный сторож, бодрый старичок лет семидесяти, с короткими седыми бачками, сказал:
– Мадам, вы еще не все посмотрели. Я взглянула на часы.
– Вечно вы, американцы, слишком торопитесь. – Он повел меня обратно в музей. Из-за собственной вежливости я опоздала на лекцию на пять минут. Но меня дождались, поскольку доклад делала именно я.
Время от времени Питер спрашивает, как я себя чувствую. Я говорю ему: «Отлично». Мне все очень нравится, однако я еле передвигаю ноги от усталости.
Около нас останавливается женщина – на вид ей около тридцати – в потрепанных джинсах и футболке с перекинутой через руку длинной норковой шубой. Она напряженно прислушивается к замечаниям прокатного магнитофона. Я замечаю, что Питер смотрит на нее. Меня раздражает ее молодость, и я задумываюсь, перестану ли когда-нибудь ревновать его к более молодым и симпатичным женщинам.
Питер шепчет мне:
– Культурная маскировка, – так он обычно характеризует людей, одевающихся с претензией.
– И какова же маска? – спрашиваю я. Мои губы касаются его уха.
– Презренное богатство. – Значит, он не подумал о ней, как я подумала. Мне сразу полегчало, и я просто молчу в ответ.
За нами идут директор колледжа с женой. Здесь неудобно заводить разговор, и мы обмениваемся поклонами. Между Питером и мной – дружеская дистанция, и я надеюсь, что они не заметили нас раньше.
Пока мы осматривали выставку, начался дождь, придавший мокрым листьям особый запах, отличный от запаха весеннего дождя. Мы как раз подошли к парковке, когда зажглись уличные фонари.
– Тебе надо ехать домой? – спрашивает Питер.
Мне надо, но я не хочу. Грех с Питером лучше, чем безгрешность с Дэвидом. Кроме того, я не в состоянии сейчас вести машину. Мы заезжаем проверить киоск. Мухаммед заверят нас, что все будет в порядке.
Поворачивая ключ в замке, Питер бормочет что-то нечленораздельное. Зайдя в дом, он сразу берет собачий поводок, и тут же звонит телефон.
– Возьми трубку, пожалуйста.
Я обожаю, когда он позволяет мне отвечать на телефонные звонки и забирать его почту. Значит, он не боится, что я нарвусь на какую-нибудь другую его пассию.
Звонит Джуди. Питер с Босси возвращаются, и он начинает готовить чай, а я восседаю на подушке, непринужденно болтая по телефону.
– Ну как, заметила Саша замену Франка Н. Штейна? – спрашиваю я.
– Она заметила, что он похорошел, но сегодня утром она точно узнала, что мы устроили подмену.
– Откуда?
– Даже семилетняя девочка понимает, что самец морской свинки, проживший в одиночестве около года, не может иметь потомство.
– Подожди-ка. – Я прикрыла рукой микрофон. – Ты хоть понимаешь, что вы, умники, купили беременную крысу?
Питер берет трубку, чтобы поддразнить Джуди и поздравляет с ее новым статусом бабушки. Он отказывается приютить у себя одного из отпрысков, но предлагает помочь в выборе кличек.
– Марк заявил в свое оправдание, что антропологи должны разбираться в грызунах лучше, чем художники, – говорит Питер, повесив трубку.
Пока я звоню Дэвиду, Питер уходит за дровами, несмотря на то, что их более чем достаточно в том полированном сундуке, где он держит поленья. Он всегда стремится уйти, когда я разговариваю с моим мужем. Я не знаю, чем это объяснить – отстраненностью, вежливостью или нежеланием признавать мой семейный статус. Всякий раз, задаваясь таким вопросом, я медлю с ответом.
Дэвид говорит:
– Завтра я поеду на работу, и мне, должно быть, придется на этой неделе отправиться в командировку. – Он сообщает мне, что работал за компьютером, но тот постоянно зависал. Его голос звучит раздраженно.
– Где тебя носит? – спрашивает он, но успокаивается, услышав, что я занимаюсь со студентами. – Не задерживайся слишком поздно. Будь внимательнее на дороге. – В трубке слышатся короткие гудки.
Я приезжаю домой к девяти вечера. Завернув на подъездную аллею, вижу, что фасад нашего дома совершенно темный. Я нажимаю на кнопку пульта управления, двери автоматически открываются, и я вхожу в дом, освещенный лунным светом.
Сняв обувь, заглядываю в спальню. Домработница сменила постельное белье и проветрила комнату. Запах болезни выветрился, но в чистой постели никого нет. Сквозь шум воды из душа доносится своеобразная версия «Воспоминаний», которую насвистывает мой муж. Пар понемногу выползает из приоткрытой двери большой ванной комнаты.
Я переодеваюсь в зеленый махровый халат. В спальне стоит шезлонг, и я плюхаюсь в него в ожидании моей очереди. Дэвид выходит. Обернутая вокруг талии банная простыня доходит ему до лодыжек. Вьющееся за ним облако пара придает ему сходство с жутковатым, выплывающим из тумана призраком из фильма ужасов. Капли воды поблескивают на волосах его груди. Он приветствует меня:
– А, ты уже дома. Может, приготовишь мне чашку горячего шоколада? – Он целует меня в голову.
Я говорю, что приготовлю, но после ванны. Проскальзывая в ванную, я обхожу влажные отпечатки на коврике. Чтобы сесть в ванну, надо спуститься на три ступеньки. Обычно я принимаю душ, он находится в отдельной кабинке, но сегодня мне хочется отмокнуть в ванне. В изобилии взбитая мной пена полностью скрывает мое тело, как в рекламном ролике.
Я наслаждаюсь обволакивающим меня теплом и успокаиваюсь. Наконец-то голова моя до прелести пуста. К реальности меня возвращает Дэвид, он трясет меня за плечо, говоря:
– Просыпайся, соня.
Я натягиваю футболку Фенвейского колледжа с надписью «Дыхание весны» и заползаю в замечательно теплую постель, согретую электрической грелкой. Дэвид напоминает мне о горячем шоколаде. Откинув край одеяла, я слезаю с кровати, чтобы приготовить нам по чашке шоколада. Мы пьем его в постели и читаем. Он штудирует «Юридический вестник Новой Англии», а я погружаюсь в последний детектив Линды Барнез.
