– Довольно! – можно было различить в реве солдат. – Воюй сам!
В отчаянии Лукулл бросился к Клодию. Он схватил его за руку, напоминая о своих благодеяниях. Но Клодий отстранил его. Протягивая свиток, скрепленный сенатской печатью, он сказал:
– Ты никто! Теперь полководец – Помпей.
Шатер подобно кузнечному меху впускал и выбрасывал гонцов с письмами и депешами, уполномоченных городских общин, центурионов, военных трибунов, легатов. Словно невидимые нити тянулись в эту глухую галатскую деревушку и сходились в руках у римлянина с дерзко вздернутым носом и стальными глазами. Никогда еще ни один из потомков Ромула не обладал такой властью. Сохраняя командование над морскими силами, Помпей получил в управление все провинции и войска, во главе которых стоял Лукулл. Одни шли в шатер с донесениями, другие с жалобами, третьи хотели заручиться его поддержкой. И Помпей каждому открывал полог шатра.
Он воевал в Италии, сражался в Сицилии, Африке и Испании, объезжал великое море в погоне за пиратами, но только теперь он ступил на землю, завоеванную Александром. И прежде находили, что он похож на великого македонца. Теперь же он докажет, что их роднит нечто большее, чем внешность.
– Кто еще хочет меня видеть? – спросил Помпей у секретаря-грека.
– Остался какой-то воин. Он сам назовет тебе свое имя.
В шатер вступил сухощавый человек в грубом дорожном плаще. В коротко подстриженных волосах поблескивала седина.
– Лукулл! – воскликнул Помпей.
– Я пришел поздравить тебя и передать эту небольшую вещицу.
Он снял с пальца перстень и протянул его Помпею.
Помпей наклонился. Его привлекла гемма.
– Юный Митридат! Но ведь мне предстоит сражаться со старцем.
– Сулла ценил эту безделицу. Я помню, как он сказал: «Вещи казненных приносят счастье!»
– Казненных! – воскликнул Помпей, взяв перстень двумя пальцами.
– Да! Таковы были слова Суллы. Ибо перстень принадлежал Аристиону. В то время философ был уже мертв. Для тебя я тоже мертвец.
Помпей сделал протестующее движение.
– Не лукавь! – продолжал Лукулл. – Ты ведь отменяешь мои приказы, подстрекаешь моих воинов к неповиновению. Мне известны твои слова, что я сражался с призраками.
– А я знаю, что ты назвал меня коршуном, пожирающим чужую добычу. Будто победа над Серторием не моя заслуга, будто кто-то другой разбил пиратов. Ты несправедлив, Лукулл!
– Справедлива одна лишь судьба. И я благодарен за то, что она сохранила меня для лучшего.
– Этот перстень сделал и тебя философом! – иронически заметил Помпей.
– Философом меня сделал Восток. Он научил меня радоваться жизни и не замечать ее огорчений. Воины не приняли моего приглашения. Я устрою праздник для квиритов. Я накрою пиршественный стол на форуме. Я перенесу сады Семирамиды на римские холмы. И слава моего пира даст мне больше, чем тебе твой триумф.
ЧАСТЬ ШЕСТАЯ
ПЕРЕСЕЛЕНИЕ
Отряд Митридата растянулся не более, чем на парасанг. Это все, что осталось от его великой армии. Но сейчас царь не думал о превратностях судьбы, не переживал утрат и поражений. Он искал взглядом своих детей. Вот они, его сыновья – Артаферн, Кир, Оксатрий, Дарий, Ксеркс. Вот дочери – Орсабарис, Эвпатра, Клеопатра, Датис, Ниса. Это его плоть и кровь.
У него всегда для них не хватало времени. Они рождались, делали первые шаги. Но он не слышал их голосов. Их матери и кормилицы не осмеливались надоедать ему рассказами о болезнях, шалостях, успехах его детей. Лишь иногда ему сообщали о их помолвках и свадьбах. И тогда он вспоминал, что у него есть сыновья и дочери, уже не дети, а взрослые. Но все равно их мир был для него неведом, а его заботы и волнения недоступны им.
Но теперь они рядом. И это было единственным утешением во всех бедах.
Но кто это скачет навстречу? Гонец. Какую он несет весть? Разлился Гипанис? Восстали гениохи? Или Махар открыл римским триремам путь в Боспор?
Нет! Вести превосходны. Махар, сжегши в Пантикапее корабли, бежал берегом в Херсонес.
Подозвав Фарнака, Митридат поделился с ним радостью:
– Ты слышишь, сын? Пантикапей открыл нам свои ворота. И мы можем продолжать борьбу.
– Но, отец, – возразил Фарнак, – у тебя лишь три тысячи воинов, и пройти через скифские запоры еще раз…
– Кто сказал тебе, что я воспользуюсь этой дорогой? Я обогну Понт с другой стороны. Римляне преследуют меня в Азии, я нападу на них из Европы с верными мне скифами и сарматами.
Фарнак закрыл глаза. План отца напомнил ему детскую игру «хвост и грива». Чертится круг и двое начинают бег. Побеждает тот, кому удастся прикоснуться к хвосту соперника. Знает ли отец об этой игре? И представляет ли он себе размеры круга?
– Испугался? – испытующе спросил Митридат.
– Нет! – поспешно отозвался Фарнак. – Просто у меня закружилась голова от величия твоей идеи. Я
