отправлен в ссылку, а потом помещен в одиночку Шлиссельбургской крепости. В 1764 году он был убит (уже по приказу Екатерины II).
И за всем этим стояла череда всесильных временщиков, заботившихся только о своих выгоде и кармане. Меншнков, Бирон, Ягужинский, Головкин, Миних, Остерман, Лесток, братья Разумовские, братья Шуваловы, Бестужев-Рюмин, Воронцов — вот далеко не полный список этих царедворцев, правивших страной, торговавших ею и отнимавших у нее все, что им захочется. К этому нужно добавить, что не все «немецкое» в России было плохим и не все «русское» — хорошим. Фельдмаршал Миних, например, несмотря на свою взбалмошность, непомерное хвастовство и властолюбие, сделал для русской армии столько ценного и, главное, вывел ее из такого глубокого застоя, воцарившегося после смерти Петра I, что его необходимо причислить к сонму наиболее выдающихся российских военных деятелей.
Однако воцарение Елизаветы (1741), которое большинство наших историков почему-то считают временем «возрождения» России, ее «освобождения от ига немецких временщиков», таковым не является в принципе. Двадцатилетняя императрица, погрязшая во всех возможных пороках, не хотела и не могла управлять государством, поручив это другим временщикам — русским, но от этого не ставшим менее алчными и корыстолюбивыми. Ее красота, «веселый и добродушный» нрав (выражавшийся в постоянных попойках с молодыми гвардейцами) не оказывали влияния на ее отношение ко всем, кроме ее фаворитов. За ношение прически выше и пышнее, чем у Елизаветы, придворных дам остригали наголо; семья Лопухиных (муж, жена и сын, родственники первой жены Петра I) за неосторожные слова об императрице лишились языка и были отправлены в Сибирь. Все это сочеталось с крайней набожностью Елизаветы, которая часто ездила на богомолье, строго соблюдала посты и обряды.
С молодых лет «Елисавет» имела множество фаворитов; двое из них — Алексей Разумовский и Александр Бутурлин — были пожалованы графским достоинством и произведены в фельдмаршалы, хотя не участвовали ни в одном сражении. Алексей Разумовский (бывший придворный певчий из малороссийских казаков) в 1742 году стал морганатическим супругом императрицы, от него она имела дочь, окончившую жизнь в монастыре.
Добрая императрица практически не мылась (ходила в баню на Рождество и на Пасху). Не получившая никакого образования, она до конца своих дней была уверена, что в Англию можно проехать по суше (видимо, путая ее с Ганновером). Насколько Петр I был скромен в быту и во всем бережлив, настолько его дочь — бездумно расточительна. Ей постоянно не хватало денег. Вместе с тем в ее апартаментах за внешним блеском повсюду проглядывали неряшливость и неопрятность. Ленивая и капризная, пугавшаяся всякой серьезной мысли, питавшая отвращение ко всякому деловому занятию. Елизавета не могла войти в сложные международные отношения тогдашней Европы и понять дипломатических хитростей своего канцлера Бестужева-Рюмина. Руководство политикой и военными действиями было доверено знаменитой «Конференции» — коллегии фаворитов, приведших Елизавету на престол. В нее входили граф Кирилл Разумовский (брат Алексея, который политикой не интересовался), двоюродные братья графы Иван и Петр Шуваловы, уже упомянутый граф А. П. Бестужев-Рюмин и граф М. И. Воронцов (двое последних занимались вопросами внешней политики). Доходило до полного абсурда: многими внешнеполитическими вопросами ведала какая-то никому не известная приживалка императрицы Елизавета Ивановна, которую так и звали — министром иностранных дел. «Все дела через нее государыне подавали», — замечает современник.
Однако самым тяжелым преступлением Елизаветы против России стали знаменитые шуваловские реформы государственного управления. Опираясь на идеи Петра I, который считал необходимым создание пошаговой системы продвижения молодых чиновников по служебной лестнице (нижние чиновничьи чины, секретари, воеводы, губернские советники, губернаторы, затем — центральное управление империей), П. И. Шувалов в 1754 году представил Сенату записку о «приготовлении людей к управлению губерниями, провинциями и городами, а через то приготовление людей к главному правительству».
Однако все отличие заключалось в том, что Петр при этом и не думал монополизировать управление за дворянами, напротив, он хотел пополнять само дворянство выслужившимися разночинцами. Как пишет Ключевский, «дворянский мандаринат Шувалова восстановлял старый московский сословно- бюрократический тип управления, создавал из дворянства неистощимый рассадник чиновничества и прибавлял новое должностное кормление к прежнему поземельному. Корня этого плана надобно искать не в мерах Петра I, а в челобитье восстановившего самодержавие Анны шляхетства о том, чтобы ему предоставлено было замещение высших должностей центрального и областного управления. В этих отдельных мерах, планах и проектах о дворянстве искал себе подходящей правовой формулы крупный общий факт, выработавшийся из всей неурядицы той эпохи: это — начало дворяновластия. А этот факт — один из признаков крутого поворота от реформы Петра I после его смерти: дело, направленное на подъем производительности народного труда средствами европейской культуры, превратилось в усиленную фискальную эксплуатацию и полицейское порабощение самого народа. Орудием этого поворота послужило сословие, которое Петр мечтал сделать проводником европейской культуры в русское общество… Случилось так, что именно Елизаветой, так часто заявлявшей о священных заветах отца, подготовлены были обстоятельства, содействовавшие тому, что в сословии, бывшем доселе привычным орудием правительства в управлении обществом, зародилось стремление самому управлять обществом посредством правительства».
Таким был портрет русской императрицы, который выглядит особенно колоритно в сравнении с ее австрийской коллегой Марией Терезией. Еще более разительный контраст являет ее царствование и ее дела с делами Фридриха Великого. В то время как Пруссия бурно развивалась, в ней процветали искусства и науки, вводились единые налоговые требования для всех сословий, имелись изумительного качества чиновничий аппарат и финансовая система (к чему-то подобному, хотя и медленнее, продвигалась Австрия), в России движение шло прямо в противоположную сторону.
Конечно, царствование Елизаветы имело и положительные черты. При ней был открыт Московский университет — первый настоящий в России. Была фактически отменена смертная казнь, существенно ограничено применение пыток во время допросов. Все источники того времени отмечают «веселость и легкость» ее правления, особенно в сравнении с мрачноватым царствованием Анны Иоанновны. Правда, все эти источники относятся к аристократии и дворянству — положение крестьянства ухудшилось до последней степени.
Для примера стоит сказать, что на 100 податных душ (т. е. лиц, с которых взимались налоги — крестьян и мещан) приходилось 15 неподатных (потомственных, личных и служащих дворян и священников)! Для сравнения — в Пруссии это соотношение составляло 100 к 5, а в годы правления Фридриха, после введения всеобщего подоходного налога «неподатные» вообще практически исчезли. В той же России уже в 1867 году эта пропорция составила лишь 100 к 5 при отмечаемом всеми историками большем в процентном отношении количестве дворян и особенно священников по сравнению с остальной Европой.
Тяжесть столь беспросветного существования народа, кормившего такую орду бездельников, дает «понять и даже почувствовать, почему так мало накопилось культурных сбережений у рабочего народа, так долго и непосильно работавшего на избранные классы». Работа по найму тоже носила в себе элементы крепостничества: рабочий день длился от 10 до 14 часов, низкая заработная плата, не обеспечивавшая даже полуголодного существования, нередко задерживалась, к тяжелым работам часто привлекались женщины, подростки, даже дети.
Я говорю об этом столь долго, чтобы читатель наконец-то представил себе, какую бездну грязи, порока и угнетения представляла собой Россия елизаветинских времен. При таком состоянии дел становится ясным и состояние армии, огромной, но «неустроенной», внешней политики, продажной и лицемерной, да и многого другого. Некомпетентность полководцев, непрофессионализм и лень офицеров, забитость солдат, полное расстройство тыловой и административно-хозяйственной части — все это прямые следствия отнюдь не только «бироновщины» и «миниховщины», как это любят представлять у нас, но и «блестящего» елизаветинского правления, которое усугубило все эти пороки, не противопоставив взамен ничего действительно стоящего. По словам того же Ключевского, «при двух больших коалиционных войнах, изнурявших Западную Европу, казалось, Елизавета со своей 300-тысячной армией могла стать вершительницей европейских судеб; карта Европы лежала перед ней в ее распоряжении, но она редко в нее заглядывала».
Таковы были вкратце участники той драмы, которая развернулась в Европе на протяжении 40—50-х годов XVIII столетия и главным героем которой суждено было стать Фридриху II Гогенцоллерну, королю
