наполнено упорной, неустанной, но успешной борьбой человека с силами природы. Битва за выживание была тяжелой: прибрежные пустыни лишь изредка пересекаются плодородными речными долинами; горы полны контрастов — высочайшие вершины обрываются бездонными пропастями; сельва болотиста и непроходима. Победа обитателей, как побережья, так и горных районов, одержанная над девственной природой, явила собой один из самых ярких примеров тех свершений, которые достигаются лишь трудолюбием и непреклонностью воли человека.
На территории Перу и соседней северо-западной Боливии древние цивилизации возникали как по долинам рек, вдоль пустынного Тихоокеанского побережья (шириной 30–50 км), так и в величественных Андах. Примерно с середины 2-го тысячелетия до н. э. люди здесь окончательно перешли от собирательства и охоты к земледелию[48]. В пустынях стали прокладывать оросительные каналы, на крупных горных склонах сооружали террасные поля, в болотистых низинах насыпали высокие гряды, защищающие посевы от переувлажнения. Весомую роль в формировании пищевого рациона местных индейцев играло не только скотоводство (одомашнивание морской свинки, а также викуньи и гуанако, т. е. превращение их в ламу и альпаку), но и продукты приморского рыболовства.
Роль прибрежного рыболовства в развитии древнеандских культур особая. Большинство ученых, в том числе российский перуанист В.А.Башилов, склоняется к тому, что именно оно стало одним из краеугольных камней становления центральноандской цивилизации. И вот почему. Перуанские воды исключительно богаты рыбой, особенно анчоусами. Вылов всего лишь одного процента этих запасов в год обеспечивает существование более 100 тыс. человек — и это без каких-либо дополнительных источников питания. Эффективный лов возможен, однако, лишь мелкоячеистой сетью с лодок, Окультуривание хлопчатника и освоение техники плетения сетей из хлопчатобумажного волокна и привело к интенсивному и эффективному использованию человеком приморских ресурсов центрального и северного побережья Древнего Перу. Лодки делали из тростника, а поплавки к сетям — из легких плодов тыквы-горлянки, которую научились разводить еще раньше хлопка. Характерно, что и по сей день рыболовство составляет одну из основ перуанской экономики.
Появились ремесла: гончарное дело, ткачество, обработка дерева, камня, металла. Возникли деревни, постепенно превратившиеся в поселки и городки с храмами. Выделились вожди, подчинившие своей власти сначала несколько соседних селений, а затем и целые долины. Процесс становления государства растянулся на века и тысячелетия.
Таинственный Чавин
В сегодняшней Республике Перу есть два индейских города, вызывающих особое восхищение: один — самый древний, другой — самый «молодой». Возраст последнего около пяти веков — это сказочно красивый высокогорный инкский Мачу-Пикчу, ежегодно посещаемый десятками тысяч туристов со всего мира. Самый древний, еще более труднодоступный, легендарный и таинственный Чавин-де-Уантар расположен среди вечных ледников и нетающих снегов Анд…
В 1 — м тысячелетии до н. э. на севере горного Перу существовала (известная сегодня в основном по впечатляющим культовым сооружениям) загадочная культура Чавин. Она долгие годы будоражит умы поклонников сенсационных открытий и изощренных фантазий. Таинственный Чавин — благодатный материал для беспардонных спекуляций о трансокеанском (Египет, Индия, Камбоджа, Китай, страны Ближнего Востока и др.) или даже инопланетном происхождении цивилизаций Нового Света.
По политической структуре эта культура представляла собой, скорее всего небольшой город- государство — Чавин-де-Уантар (площадь около 40 га, население 2–3 тыс. человек). Оно контролировало важнейший торговый путь через Анды, связывавший тихоокеанское побережье и Амазонию. Возвысившись в середине либо в третьей четверти 1-го тыс. до н. э. Чавин-де-Уантар был одним из крупнейших культурных центров Южной Америки, местом паломничества для пилигримов из самых отдаленных приморских земель и горных долин.
Притягательная сила Чавин-де-Уантар во многом объясняется его архитектурой, внушающей благоговение, и монументальными скульптурными украшениями. Народ Чавина умел строить величественные пирамиды, изумительные храмы с галереями и запутанными подземными лабиринтами (например Кастильо) и т. п. Вполне возможно, что архитекторы и строители Чавина стремились в своих творениях объединить мир реального и мир сверхъестественного. Яркий пример тому огромная стела Лансон (Копье), своей формой и в самом деле напоминающая копье. Стела из белого гранита высотой около 4,5 м и весом 2 т представляет собой искусно выполненное изваяние бога, похожего одновременно на человека и кошку. Вместо волос у божества извивающиеся змеи, вместо пальцев рук и ног — когти, а изо рта торчат огромные изогнутые клыки. Правая рука поднята, а левая вытянута вдоль туловища. Лансон словно ось, соединяющая небеса, землю и подземный мир, пронзает пол и потолок зала одного из главных храмов Чавин-де-Уантара.
Тщательные исследования, проведенные учеными, показали, что осевая ориентация Лансона играла не только символическую, но и функциональную роль. В частности, в полу помещения, пробитого острой вершиной стелы, располагалось небольшое отверстие, закрытое отодвигающейся плитой. Если произносить в него слова, находясь на верхней галерее, то создается впечатление, будто говорит сам Лансон. Возможно, такое устройство позволяло жрецам оставаться невидимыми, оглашая нижнее помещение звучными заклинаниями, пророчествами бога Лансона.
Между тем пророческие предсказания Лансона могли быть не единственными звуками, наполнявшими чавинский храм. С 1966 г. перуанский археолог Луис Лумбрерас изучал вентиляцию и систему водного дренажа в здании храма, где расположен Лансон. Чтобы обеспечивать подземные помещения и коридоры свежим воздухом, строители храма создали сложную систему взаимосвязанных труб, облицованных камнем. Они также сконструировали параллельную систему гидравлических каналов, по- видимому, для того, чтобы отводить воду во время ливневых дождей, которые идут от 5 до 8 месяцев в году. Ученый подсчитал, что дренажная емкость каналов значительно превышала необходимую даже при самых сильных ливнях. Каналы и трубы, вероятно, должны были выполнять еще одну функцию — оглашать храм ревом.
Лумбрерас не исключает, что система могла работать по такой схеме. Подземный канал подавал воду с высокой точки близлежащей реки на вершину храма. Отсюда вода поступала во внутреннюю гидравлическую систему здания, спускалась вниз через вертикальный акведук и попадала в расположенные сотами каналы, выложенные камнем. Несясь по узким водоводам с острыми углами, падая вниз со ступеней и разбиваясь об углы и выступы, вода создавала немалый шум.
Звук через параллельные водяным каналам воздушные трубы попадал в помещения с гладкими стенами, габариты которых точно соответствовали длине многократных звуковых волн, и вполне мог усиливаться настолько, чтобы внушать страх. Помещение, где располагается Лансон, напоминающее по форме мегафон, еще больше усиливало устрашающий рев бога, а храмовые жрецы могли модулировать высоту и направление звука, открывая и закрывая различные воздушные трубы, словно клапаны гигантского музыкального инструмента.
Чтобы проверить свою гипотезу, Лумбрерас залил около 400 л воды в акведуки, лежащие под
