некоторое восхищение. Она была в тончайшем неглиже от Ива Сен-Лорана — прохладном на ощупь, когда оно едва касалось меня, как теперь, но горячем, как уголь, когда я притискивал его к ее телу.
Она приподнялась на локтях.
— Куда ты ее застрелил?
Я простонал, закрыв глаза:
— Диана! Мы же, кажется, договорились не говорить про это.
— Да, но теперь я выдержу, Роджер. Честное слово!
— Дорогая, но послушай…
— Нет! Завтра опубликуют официальный рапорт полиции, и я так и так узнаю все подробности. А мне хочется их услышать от тебя.
Я вздохнул.
— Точно?
— Абсолютно.
— В глаз.
— В какой?
— В этот. — Я коснулся указательным пальцем ее прекрасно очерченной левой брови.
Она закрыла глаза и сделала глубокий медленный вдох. Потом выдох.
— А из чего ты ее застрелил?
— Из маленького черного пистолета.
— Но где…
— Я нашел его в доме Уве. — Я провел пальцем вдоль ее брови к виску, погладил высокие скулы. — И вернул его на место. Без моих отпечатков, разумеется.
— Где вы были, когда ты убил ее?
— В передней.
Дыхание Дианы заметно участилось.
— Она что-то заметила? Испугалась? Поняла, что произошло?
— Не знаю. Я выстрелил сразу, как только вошел.
— Что ты почувствовал?
— Грусть.
Она слабо улыбнулась:
— Грусть? Правда?
— Да.
— Притом что она пыталась заманить тебя в ловушку к Класу?
Палец мой замер. Даже теперь, через месяц после того, как все это закончилось, мне не нравилось, что она называет его по имени. Но она, разумеется, была права. Задачей Лотте было стать моей любовницей, это она должна была свести меня с Класом Граафом и уговорить меня пригласить его на интервью в «Патфайндер», а потом сделать так, чтобы я его порекомендовал. Как долго она держала меня на крючке? Три секунды? А я беспомощно извивался на нем, пока она подтягивала меня все ближе. Но случилось нечто удивительное — я сорвался с крючка. Мужчина так сильно любил жену, что по доброй воле дал отставку самоотверженной и ничего не требующей любовнице. Поразительно! И им пришлось менять свои планы.
— Кажется, мне было ее жалко, — сказал я. — Но, думаю, я просто оказался последним в ряду мужчин, обманывавших Лотте всю ее жизнь.
Я почувствовал, как Диана чуть вздрогнула, когда я произнес это имя. Это хорошо.
— Может, поговорим о чем-нибудь другом? — предложил я.
— Нет, сейчас я хочу говорить об этом.
— Ладно. Давай поговорим про то, как Грааф соблазнил тебя и уговорил мной манипулировать.
Она тихо рассмеялась:
— Давай!
— Ты любила его?
Она повернулась ко мне и посмотрела долгим взглядом.
Я повторил вопрос.
Она вздохнула и прижалась ко мне.
— Я влюбилась.
— Влюбилась?
— Он хотел подарить мне ребенка. И я влюбилась.
— Так просто?
— Да. Только это совсем не просто, Роджер.
Она, разумеется, была права. Это совсем не просто.
— И ради этого ребенка ты решила пожертвовать всем? Даже мной?
— Да. Даже тобой.
— Даже если бы мне пришлось заплатить за это жизнью?
Она тихонько потерлась виском о мое плечо.
— Нет, не настолько. Ты прекрасно знаешь — я считала, что он просто сможет уговорить тебя подписать рекомендацию.
— Ты правда в это поверила, Диана?
Она не ответила.
— Правда, Диана?
— Да. Мне так казалось, по крайней мере. Можешь считать, что я хотела в это верить.
— Настолько, что согласилась подложить резиновую капсулу с дормикумом мне на сиденье?
— Да.
— А в гараж ты спустилась, чтобы отвезти меня в то место, где он меня уговорит, правильно?
— Мы ведь уже все с тобой обсудили, Роджер. Он сказал, что это наименее рискованный способ для всех. Мне конечно же следовало понять, что это безумие. И я, наверное, понимала это. Не знаю, что еще тебе сказать.
Мы лежали и думали каждый о своем и слушали тишину. Летом мы могли слушать дождь и ветер в листве деревьев нашего сада, но не теперь. Теперь все кроны стояли голые. И безмолвные. Одна надежда — когда-нибудь снова придет весна. Может быть.
— И долго ты была влюблена? — спросил я.
— Пока до меня не дошло, что я наделала. В ту ночь, когда ты не вернулся домой…
— Да?
— Мне хотелось только одного — умереть.
— Я не про него спрашиваю, — сказал я. — Я имел в виду — в меня.
Она тихонько рассмеялась.
— Откуда же я знаю — ничего пока еще не кончилось!
Диана не лгала почти никогда. Не потому, что не умела, — Диана необыкновенно одаренная лгунья, — но потому, что не давала себе такого труда. Красивым людям это ни к чему, им незачем овладевать теми защитными механизмами, которые мы, прочие, развиваем в себе, чтобы было чем ответить, когда нас отталкивают и отвергают. Но когда женщины вроде Дианы все же решают солгать, то лгут смело и успешно. Не потому, что они менее нравственны, чем мужчины, а потому, что лучше владеют технической стороной этого дела. Именно поэтому я и отправился к ней тогда в последний вечер. Потому что знал: она — превосходная кандидатура.
Тогда, заперев за собой дверь, я постоял в холле, слушая ее шаги, потом поднялся по лестнице в гостиную. Я услышал, как шаги замерли, потом мобильник упал на журнальный столик, а следом шепот, задыхающийся от плача, — «Роджер…», — и тут слезы хлынули у нее из глаз. И я не пытался ее остановить, когда она бросилась мне на шею.
— Слава богу, ты жив! Я пыталась тебе дозвониться весь день вчера и сегодня… Где ты был?
И Диана не лгала. Она плакала, потому что решила, что потеряла меня. Потому что сама убрала меня и мою любовь прочь из своей жизни, как собаку, которую отправляют к ветеринару на усыпление. Нет, она
