наоборот хорошее начало дня, может, сейчас я смогу отвести душу на идиоте. И правда: в мое боковое окно постучали, и я увидел за ним мужское пальто на уровне живота.
Я немного подождал, прежде чем нажать на кнопку стеклоподъемника, и стекло скользнуло вниз — чуть быстрее, чем мне бы хотелось.
— Послушайте, — начал мужчина, но был перебит мной:
— Да, чем я могу вам быть полезен, господин хороший? — Прежде чем я удостоил его взглядом и приготовился прочитать бодрящую лекцию о пользе чтения табличек.
— Вы не могли бы чуть подви-уть вашу машину, вы мне выезд загоро-или.
— Вообще-то это вы мне его загородили, сударь, спер…
И тут знакомые радиопомехи достигли наконец моего мозга. Я высунулся из окна и глянул вверх. И сердце у меня остановилось.
— Конечно, — сказал я. — Минуточку.
Я отчаянно шарил рукой в поисках кнопки, чтобы снова поднять стекла. Но мелкая моторика пропала напрочь.
— Погодите-ка, — сказал Бреде Сперре. — Мы с вами нигде не встречались?
— Вряд ли, — попытался я сказать спокойным, расслабленным басом.
— Вы уверены? Мне кажется, что мы точно где-то виделись!
Черт, неужели он вспомнил четвероюродного брата близнецов Монсенов из судебно-медицинского отделения? Тот был лысый и одет, как бомж. А у этого густые волосы, костюм от Эрменеджильдо Зенья и наглаженная рубашка от Борелли. Но я знал, что нельзя все отрицать чересчур усердно, заставляя Сперре защищаться и тем самым напрягать память. Я глубоко вздохнул. Я устал, сегодня мне нельзя было быть таким усталым. Сегодня я должен выполнить взятые обязательства. Показать, что я по-прежнему достоин своей репутации.
— Кто знает? — сказал я. — Да и я вас вроде где-то видел…
Он поначалу даже смутился от этой контратаки. И улыбнулся чудесной мальчишеской улыбкой, которая так пленяет фото- и тележурналистов.
— Вы, вероятно, видели меня по телевизору. Я там постоянно…
— Точно, именно там вы и меня видели, — сказал я.
— Ааа! — оживился он. — А в какой передаче?
— Может, в той же самой, где были вы. Раз уж вам кажется, что мы встречались. Телевизор ведь окно, хоть и непростое, не все могут через него разглядеть друг друга. С вашей стороны телекамеры это скорее… зеркало, правильно?
Вид у Сперре сделался растерянный.
— Шутка, — сказал я. — Сейчас отъеду. Всего вам доброго!
Я поднял стекло и отвернулся. Ходили слухи, будто Сперре трахает новую жену Одда Г. Дюбвада. И будто раньше он трахал его прежнюю жену. И — будто бы даже — трахал самого Г. Дюбвада.
Выехав с парковки, Сперре остановился, прежде чем повернуть, так что мы две секунды простояли лоб в лоб. Я поймал его взгляд. Это был взгляд обманутого человека, только что сообразившего, что его провели. Я светски кивнул. Он газанул и уехал. А я глянул в боковое зеркало и шепнул:
— Так держать, Роджер.
Я вошел в двери «Альфы», оглушительно гаркнув: «Доброе утро, Ода!», и увидел Фердинанда, вылетающего мне навстречу.
— Ну? — спросил я. — Они уже тут?
— Да, готовенькие, — ответил он, семеня за мной по коридору. — Тут к нам, кстати, один полицейский заглядывал. Высокий, блондинистый, такой… шикарный мужчина.
— Чего ему тут понадобилось?
— Узнать, что нам рассказывал о себе Клас Грааф во время интервью.
— Так ведь он давно уже умер, — сказал я. — Они что, до сих пор с этим делом ковыряются?
— Не с убийством. Это насчет той картины Рубенса, они никак не поймут, у кого он ее украл, никто не заявлял о пропаже. Теперь они хотят отследить все его контакты.
— Ты сегодня газет не читал? Теперь уже вообще сомневаются, была ли у Рубенса такая картина. Так что, может, Грааф и не крал ее. А, скажем, в наследство получил.
— Да ладно!
— Что ты сказал этому полицейскому?
— Дал ему наш отчет по интервью, естественно. По-моему, он ничего интересного там не нашел. Сказал, что выйдет на связь, если понадобится.
— И ты, конечно, на это очень рассчитываешь?
Фердинанд рассмеялся своим визгливым смехом.
— Как бы то ни было, — сказал я, — займись этим сам. Я целиком полагаюсь на тебя, Ферди.
Я мог заметить, как он вырос и как уменьшился — вырос от оказанного доверия и сжался от уменьшительного имени. Баланс — это наше все.
Тем временем мы дошли до конца коридора. Я остановился перед дверью и поправил галстук. По ту сторону двери уже сидели они, ожидая последнего интервью. Чистый ритуал. Потому что кандидат уже рекомендован и уже назначен, просто заказчик этого еще не осознал, они полагают, что им теперь следует еще сказать какие-то слова.
— Запускаешь кандидата ровно через две минуты, начиная с этой, — сказал я. — Через сто двадцать секунд.
Фердинанд, кивнув, посмотрел на свои часы.
— Один момент, — сказал он. — Ее на самом деле зовут Ида.
Я открыл дверь и вошел.
Скрип отодвигаемых кресел — все встали.
— Прошу прощения за опоздание, господа, — сказал я и пожал три протянутые мне руки. — Но кто-то занял мое место на парковке.
— Ничего страшного, — сказал председатель правления «Патфайндера» и вопросительно повернулся к руководителю службы информации. Последний энергично закивал. Третьим был представитель коллектива, парень в красном пуловере и выглядывающей из-под него дешевой белой рубашке, наверняка какой-нибудь инженеришка.
— Кандидат собирает правление в двенадцать часов, так что давайте, наверное, начнем? — сказал я и сел к столу с торца. Другой торец был, разумеется, предназначен для человека, которого они через полчаса единодушно признают новым главой «Патфайндера». Свет падал под таким углом, чтобы освещать его наилучшим образом, а кресло кандидата было с виду такое же, как остальные, но с чуть более высокими ножками. На стол перед ним я уже положил заранее купленную мной кожаную папку с его инициалами и авторучку «Монблан» с золотым пером.
— Конечно, — сказал председатель правления. — Я хотел бы взять назад свои требования. Просто Клас Грааф произвел на нас очень хорошее впечатление после того интервью.
— Да, — сказал руководитель службы информации. — Мы решили, что вы нашли нам великолепного кандидата.
— Конечно, он был иностранец, — сказал председатель, и его шея покачнулась, как резиновый шланг. — Но шпарил по-норвежски, словно тут родился. И мы тут, кстати, вспомнили, когда вы пошли его проводить, что голландцы всегда умели работать с рынком экспорта гораздо лучше нас.
— А мы со временем, возможно, смогли бы овладеть более, так сказать, европейским стилем управления, — подхватил руководитель службы информации.
— И когда вы сказали, что все-таки не уверены, что он — подходящая фигура, то мы все страшно удивились, Роджер.
— Правда?
— Да, мы просто-напросто решили, что у вас не хватает способностей оценить человека. Я раньше вам этого не говорил, но мы думали отозвать у вас наш заказ и выйти на Граафа напрямую.
— И вы это сделали? — спросил я с кривой усмешкой.
— Чего мы не можем понять, — сказал руководитель службы информации, переглянувшись с