слез.
Прислонившись к стене вьетнамского ресторана, курил официант. Вид у него был уже измученный. По улице Дарлингхерст-роуд в районе Кингз-Кросс медленно текли потоки машин и людей.
На углу Бейсуотер-роуд стоял Эндрю и жевал хот-дог.
– А вот и ты, – сказал он. – Минута в минуту. Как истинный германец.
– Вообще-то Германия…
– В Германии живут тевтоны. А ты принадлежишь к северогерманскому народу. Это у тебя прямо на лице написано. Или ты отказываешься от собственной расы, приятель?
Харри захотелось задать ему тот же вопрос, но он сдержался.
Настроение у Эндрю было превосходное.
– Для начала я покажу тебе пару моих знакомых, – сказал он.
Иголку в стоге сена решили искать в самой гуще стога. А именно – среди шлюх на Дарлингхерст-роуд. Найти их было немудрено, а с некоторыми Харри уже был знаком.
–
Тот улыбнулся, и Харри заметил золотой зуб.
– Тука, похотливый жеребец! Да уж не жалуюсь!
«Если не сутенер, то очень на него похож», – подумал Харри.
– Харри, поприветствуй Тедди Монгаби, самого крутого сутенера в Сиднее. Он начал лет двадцать назад, но по-прежнему выходит на улицу со своими девушками. А как же годы, Тедди?
Тедди развел руками и широко улыбнулся:
– Мне здесь нравится, Тука. Все ведь происходит здесь. Стоит остаться в офисе, и ты мигом теряешь обзор и контроль. А контроль, знаешь ли, в нашем деле – все. Контроль над девочками и над клиентами. Люди, знаешь ли, они как суки. А сука, которую ты не контролируешь, – это дрянная сука. Дрянные суки, знаешь ли, кусаются.
– Ну, если ты так говоришь, Тедди… Слушай, мне бы побеседовать кое с кем из твоих девочек. Мы ищем плохого парнишу. Возможно, он нашалил и здесь.
–
– Сандра здесь?
– Сандра всегда здесь. Больше точно ничего не нужно? В смысле, кроме разговоров.
– Нет, не нужно, Тедди. Мы будем в «Палладиуме». Пусть Сандра зайдет туда.
Перед «Палладиумом» стоял зазывала и заманивал людей громкими непристойными выкриками. Увидев Эндрю, он улыбнулся, а обменявшись с ним парой словечек, пропустил полицейских внутрь без билетов. Узкая лестница вела в подвал, где в тусклом свете стрип-клуба несколько мужчин, рассевшись вокруг столов, ждали следующего выступления. Эндрю и Харри устроились за столиком в глубине зала.
– Такое чувство, что тебя тут все знают, – заметил Харри.
– Все, кому выгодно меня знать. И кого выгодно знать мне. Думаю, и у вас в Осло практикуется такой симбиоз между полицией и полусветом.
– Да, конечно. Но у тебя, кажется, с ними более теплые отношения, чем у нас.
Эндрю рассмеялся:
– Наверное, родство душ. Кто знает, если б я не пошел в полицию, может, работал бы в этой сфере.
На лестнице показались черная мини-юбка и высокие каблуки. Окинув полутемный зал тяжелым маслянистым взглядом, женщина направилась к их столику. Эндрю подвинул ей стул.
– Сандра, это Харри Хоули.
– Правда? – криво улыбнулся широкий, густо напомаженный рот. Одного клыка не хватало.
Харри пожал ее холодную, мертвенно-блед-ную руку. Что-то в ней было знакомое. Может, как-то вечером он видел ее на Дарлингхерст-роуд. Только в тот раз у нее был другой макияж. Или одежда?
– Так в чем дело, Кенсингтон? Все ловишь бандитов?
– Не простого бандита, Сандра. Он любит душить. Руками. Слышала о таком?
– Да у нас половина клиентов такие. Он что, кого-то убил?
– Очевидно, только тех, кто мог его опознать, – ответил Харри. – Видела его раньше? – Он достал фотографию Эванса Уайта.
– Нет. – Она даже не взглянула на фотографию и повернулась к Эндрю: – Что это за тип с тобой, Кенсингтон?
– Он из Норвегии, – ответил Эндрю. – Полицейский. А его сестра работала в «Олбери». На прошлой неделе ее изнасиловали и убили. 23 года.
Харри отпросился у начальства и прилетел сюда, чтобы найти того, кто это сделал.
– Извиняюсь, – поправилась Сандра и посмотрела на фотографию. – Да, – сказала она коротко.
– Что ты имеешь в виду? – оживился Харри.
– Я имею в виду: да, я его видела.
– То есть ты его… э… встречала?
– Нет, но он несколько раз появлялся на Дарлингхерст-роуд. Не знаю, что он тут делал, но лицо я припоминаю. Могу еще поспрашивать…
– Мы были бы очень признательны… э… Сандра, – сказал Харри.
На ее губах мелькнула улыбка:
– Мне пора работать, мальчики. Поговорим потом. – И мини-юбка исчезла так же, как и появилась.
– Yes! – сказал Харри.
– Yes? Только потому, что кто-то видел его на Кингз-Кросс? Показываться на Дарлингхерст-роуд не преступление. И по шлюхам ходить – тоже. Во всяком случае, не слишком страшное.
– Ты что, не понимаешь, Эндрю? В Сиднее четыре миллиона людей, а она видела именно того, кого мы подозреваем. Конечно, это еще ничего не доказывает, но ведь это знак! Ты не чувствуешь, что дело пошло?
Выключили музыку, погасили свет. Гости в ожидании смотрели на сцену.
– Ты ведь вполне уверен, что это Эванс Уайт?
Харри кивнул:
– Я это чувствую каждой клеточкой своего тела. Чувствую нутром.
– Нутром?
– Если подумать, Эндрю, то интуиция – не такая уж и чушь.
– Я вот сейчас думаю об этом, Харри. И нутром не чувствую ничего. Объясни мне, пожалуйста, как твое нутро работает?
– Ну… – Харри посмотрел на Эндрю: не издевается ли он?
Эндрю посмотрел в ответ – с неподдельным интересом.
– Интуиция – это всего лишь сумма опыта. Я так себе представляю, что все, что с тобой было, все, что ты знаешь, думаешь, что знаешь, и не догадываешься, что знаешь, лежит в подсознании вроде как в полуспячке. Будто сурок. Как правило, ты на него внимания не обращаешь. И он просто лежит, посапывает и впитывает в себя новое, верно? Но иногда он моргает, просыпается и говорит: эй, ты где-то это уже видел. И рассказывает, как дело обстояло в прошлый раз.
– Отлично, Хоули. А ты уверен, что твой сурок учел все детали? То, что человек видит, зависит от того, откуда он смотрит.
– То есть?
– Возьмем звездное небо. И в Норвегии, и в Австралии ты видишь одно и то же небо. Но поскольку ты пересек экватор, то сейчас – по своим домашним меркам – стоишь вверх ногами. И созвездия видишь вверх ногами. А если ты этого не знаешь, то обязательно попадешь впросак.
Харри посмотрел на Эндрю.
– Вверх ногами?
