Мартина Экхофф была так хороша, что у Харри дух захватило.
— Привет, это я! — сказала она глубоким контральто, какое запомнилось ему с первой встречи в «Маяке». Тогда она была в армейской форме. А сейчас стояла перед ним в простом элегантном платье без рукавов, черном и блестящем, как и ее волосы. Глаза казались еще больше и темнее обычного. Кожа белая, нежная, словно прозрачная.
— Наряжаюсь, — засмеялась девушка. — Смотри. — Она подняла руку невероятно мягким жестом, прямо-таки танцевальным, продолжением другого, не менее грациозного движения, как показалось Харри. На ладони ее лежала белая слезка-жемчужина, блеснувшая в тусклом свете из прихожей ее квартиры. Вторая жемчужина украшала ушко. — Заходи. — Мартина шагнула назад и отпустила дверь.
Харри переступил порог и очутился в ее объятиях.
— Как хорошо, что ты пришел. — Она притянула его голову к себе, теплое дыхание обвеяло ухо, когда она прошептала: — Я все время о тебе думала.
Харри закрыл глаза, крепко обнимая ее, чувствуя тепло маленького, по-кошачьи мягкого тела. Второй раз за эти сутки он стоял вот так, держа ее в объятиях. И не хотел отпускать ее, знал, что этот раз — последний.
Сережка лежала у него на щеке, под глазом, словно уже остывшая слеза.
Он высвободился.
— Что-то не так? — спросила она.
— Давай сядем. Надо поговорить.
Они прошли в комнату, Мартина села на диван. Харри стал у окна, глянул на улицу:
— Кто-то сидит внизу в машине, смотрит на твое окно.
Мартина вздохнула:
— Это Рикард. Ждет меня, отвезет в Концертный зал.
— Хм. Ты знаешь, где Юн, Мартина? — Харри пристально смотрел на ее отражение в оконном стекле.
— Нет. — Она перехватила его взгляд. — Ты полагаешь, что я по какой-то причине должна это знать? Раз так спрашиваешь, а? — Голос звучал отнюдь не ласково.
— Мы только что взломали квартиру Роберта, которой, по-видимому, пользовался Юн, — ответил Харри. — И обнаружили окровавленную постель.
— Этого я не знала, — сказала Мартина, похоже с неподдельным изумлением.
— Знаю, что не знала, — кивнул Харри. — Судмедэкспертиза сравнила кровь. Иначе говоря, все ясно. И я совершенно уверен, к каким выводам они пришли.
— Юн? — выдохнула она.
— Нет. А ты, верно, на это надеялась?
— Почему ты так решил?
— Потому что изнасиловал тебя Юн.
В комнате повисла глухая тишина. Харри затаил дыхание и слышал, как она судорожно вдохнула и, прежде чем воздух наполнил легкие, снова выдохнула.
— Отчего ты так думаешь? — спросила она с едва заметной дрожью в голосе.
— Ты ведь сказала, что случилось это в Эстгоре, а насильников, что ни говори, не так уж много. Юн Карлсен — один из них. Кровь в постели Роберта принадлежит девушке по имени София Михолеч. Вчера вечером она пришла в Робертову квартиру по приказу Юна. Квартиру она открыла ключом, который в свое время получила от Роберта, своего лучшего друга. Юн изнасиловал ее, а потом избил. Она рассказала, что такое случалось.
— Случалось?
— По словам Софии, Юн впервые изнасиловал ее прошлым летом. В квартире Михолечей, когда родителей не было дома. Он явился туда под предлогом осмотра помещений. Такого рода инспекция входит в его обязанности. И именно он решает, за кем останутся квартиры.
— По-твоему, он ей угрожал?
Харри кивнул:
— Он сказал, что семью вышвырнут из квартиры и вышлют из страны, если София откажется выполнять его приказы и держать язык за зубами. Что счастье и несчастье Михолечей в его руках. И зависит от ее покорности. Бедная девочка не видела иного выхода и подчинилась. Но, когда поняла, что беременна, ей понадобилась помощь. Понадобился друг, которому можно довериться, старший друг, который, не задавая вопросов, сумеет организовать ей аборт.
— Роберт… — сказала Мартина. — Боже мой, она пошла к Роберту.
— Да. И хотя она не назвала имени, он явно понял, что это Юн. Я тоже так думаю. Ведь Роберт знал, что Юн и раньше насильничал, верно?
Мартина не ответила. Она свернулась калачиком на диване, подобрала ноги, руками обхватила голые плечи, словно озябла или хотела спрятаться внутри себя.
Наконец она заговорила, но так тихо, что Харри слышал тиканье мёллеровских часов.
— Мне было четырнадцать. Когда он это делал, я думала, что если сосредоточусь на звездах, то увижу их сквозь крышу.
Харри слушал, как она рассказывала про жаркий летний день в Эстгоре, про игру с Робертом, про злой взгляд Юна, потемневший от ревности. И как дверь уборной открылась и на пороге стоял Юн со складным ножом брата. Насилие и боль затем, когда она лежала там и плакала, а он ушел в дом. И недоумение, что птицы тотчас снова запели.
— Но хуже всего было не само насилие. — От слез голос Мартины звучал глухо, но глаза оставались сухими. — Хуже всего было, что Юн знал. Знал, что я и без угроз буду молчать. Что никогда не проговорюсь. Знал, что я знаю: если даже я предъявлю изорванную одежду и мне поверят, все равно причина и вина останутся под сомнением. Вдобавок речь шла о лояльности. Неужели именно я, дочь командира, втяну наших родителей и всю Армию в катастрофический скандал? И все эти годы, когда я видела Юна, он смотрел на меня, как бы говоря: «Я знаю. Знаю, как ты дрожала от страха, а потом плакала, тихо, чтоб никто не слышал. Я знаю и вижу каждый день твою молчаливую трусость». — Первая слезинка сбежала по ее щеке. — Вот за что я так его ненавижу. Не за то, что он меня изнасиловал, это я бы еще смогла простить. А за то, что он все время показывал мне, что знает.
Харри сходил на кухню, оторвал от рулона бумажное полотенце, вернулся в комнату, сел рядом с Мартиной.
— Не испорти макияж. — Он протянул ей полотенце. — Премьер-министр и все такое.
Она осторожно промокнула глаза.
— Станкич был в Эстгоре, — сказал Харри. — Ты отвезла его туда?
— О чем ты говоришь?
— Он был там.
— С чего ты взял?
— Запах.
— Запах?
Харри кивнул.
— Сладкий, парфюмерный запах. Первый раз я учуял его, когда открыл Станкичу дверь Юновой квартиры. Второй — в Приюте, в его комнате. И третий — когда сегодня утром проснулся в Эстгоре. Запах въелся в шерстяное одеяло. — Он смотрел Мартине прямо в глаза. — Где Станкич, Мартина?
Она встала.
— Думаю, тебе пора идти.
— Сперва ответь.
— Я не обязана отвечать, потому что ничего не сделала.
Мартина была уже у выхода из комнаты, Харри догнал ее, заступил дорогу, взял девушку за плечи:
— Мартина…
— Мне надо успеть на концерт.
