Грибок растет, я исчезаю. Он становится мной, а я им.
— Что ты несешь? — перебила она с отвращением на лице, но в глазах Харри разглядел улыбку.
Она любила, когда он что-нибудь рассказывал, даже когда он нес явную чушь. Он рассказал о грибке в квартире.
— А у тебя как дела?
— Отлично. У меня все хорошо, у Олега тоже. Вот только он по тебе скучает.
— Так и сказал?
— Ты знаешь это и без его слов, Харри. Мог бы обойтись с ним помягче.
— Я? — Харри изумленно воззрился на нее. — Это был не мой выбор.
— Да что ты! — Ракель взяла со стойки бокал. — То, что мы расстались, не означает, что вы с Олегом больше не должны встречаться. Ваша дружба важна для вас обоих. Привязанности вам даются с таким трудом, что надо бы ценить те, что уже есть.
Харри пригубил свою колу:
— А как у Олега с твоим?
— Его зовут Матиас. — Ракель вздохнула. — Они стараются наладить отношения, но они такие… разные. Матиас идет навстречу, но Олежка все усложняет.
Харри почувствовал сладкий укол умиротворения.
— К тому же Матиас много работает.
— А я-то думал, что тебе не нравится, когда мужик работает, — произнес Харри и в тот же миг пожалел о сказанном.
Но Ракель не рассердилась, она грустно вздохнула:
— Дело было не в том, что ты работал, Харри, а в твоей одержимости. Ты сам и
Да, подумал Харри, и в твой дом я занес заразу.
Он кашлянул и поинтересовался:
— Ну а твой… он-то хоть занимается… правильными вещами?
— Матиас теперь по ночам дежурит в отделении скорой помощи. Добровольно. А днем читает лекции в Институте анатомии.
— А еще он, конечно, донор и член неправительственной организации «Международная амнистия»?
— Вторая группа с отрицательным резусом — это большая редкость, Харри. А «Амнистию» ты сам поддерживаешь, я же знаю.
Она помешала оранжевой соломинкой в почти полном стакане, красная жидкость заплескалась вокруг кубиков льда. Кошениль.
— Харри… — начала она.
Что-то в ее голосе заставило его напрячься.
— Мы с Матиасом хотим съехаться. После Рождества.
— Так быстро? — Харри провел языком по пересохшему нёбу, стараясь добыть хоть каплю влаги. — Вы же знакомы не больше года.
— Полтора. А к лету мы планируем пожениться.
Магнус Скарре внимательно смотрел на теплую воду, бегущую из крана ему на руки и исчезающую в стоке. Нет. Ничто не исчезает, просто переносится в другое место. Как и те люди, о которых он собирает информацию в течение последних недель. Об этом его попросил Харри. Харри сказал, что там можно что-то нарыть. И что доклад Магнуса ему нужен до праздников. А это означало, что Магнусу придется работать сверхурочно. Сам-то он прекрасно знал, что Харри поручил ему это дело, чтобы он не расслаблялся в этот когда-все-кладут-ноги-на-стол период. Ребята из отдела розыска пропавших без вести отказались копаться в старых делах: у них и новых по горло.
Возвращаясь к себе в кабинет по пустынному коридору, Магнус заметил, что его дверь приоткрыта. Он твердо помнил, что закрыл ее, между тем было уже позже девяти — даже охранники давно разошлись. Два года назад у них случился ряд краж из кабинетов. Магнус резко рванул дверь.
Посреди кабинета стояла Катрина Братт. Она обернулась к нему, приподняв одну бровь, как будто это был ее кабинет и ему следовало постучаться, прежде чем войти. А потом снова повернулась к нему спиной.
— Я просто хотела посмотреть, — сказала она, обводя взглядом стены.
— На что? — Скарре огляделся по сторонам. Кабинет был совершенно такой же, как и все остальные, вот только без окна.
— Это же был его кабинет. Так?
— Кого вы имеете в виду? — нахмурился Скарре.
— Холе. Все эти годы это был его кабинет. В том числе и в тот период, когда он расследовал серийные убийства в Австралии. Так?
— Вроде да, — пожал плечами Скарре. — А что?
Катрина Братт провела ладонью по столу:
— А почему он переехал?
Магнус обошел стол и уселся в кресло.
— Здесь нет окна. К тому же его повысили.
— А делил он кабинет сначала с Эллен Йельтен, потом с Джеком Халворсеном, — сказала Катрина Братт. — И обоих убили.
Магнус Скарре заложил руки за голову. А эта новенькая ничего. На класс, а то и на два повыше его будет. Он готов был биться об заклад, что муженек у нее — большой начальник чего-нибудь там и деньжата имеет. Костюмчик-то у нее, пожалуй, дорогой… Но вот если к ней присмотреться как следует, видно: что-то не так. Как будто в ее красоте есть изъян, только не удается определить, в чем же он заключается.
— Как думаете, может, он слышал их голоса, потому и сменил кабинет? — спросила Братт, изучая карту Норвегии на стене. Скарре обвел на ней населенные пункты Эстланна, откуда за последние четверть века, начиная с 1980 года, пропадали люди.
Скарре улыбнулся и не ответил. Талия у нее была тонкая, спина прямая, и он знал, что она знает, что он ее разглядывает.
— А как он вообще? — не услышав ответа, продолжила она.
— Почему вы этим интересуетесь?
— Новым шефом всегда интересуются.
Тут она была права. Вот только он сам никогда о Харри Холе не думал как о начальнике. Тот, конечно, давал им какие-то задания и возглавлял расследование, но единственное, чего он, собственно, требовал от сотрудников, — не уходить со службы раньше его.
— Вам, вероятно, известно, что у него довольно дурная слава, — осторожно начал Скарре.
Она пожала плечами:
— Если вы о пьянстве — да, я слышала. И что он писал докладные на коллег. Что все остальные начальники мечтают, чтобы его вышвырнули, но предыдущий комиссар прикрыл его своей могущественной дланью.
— Его звали Бьярне Мёллер, — заметил Скарре и посмотрел на карту, на которой кружком был обведен и Берген. Именно там в последний раз видели Мёллера. Перед самым его исчезновением.
— Еще слышала, что местным сотрудникам не очень нравится, что телевидение сделало из него чуть ли не звезду.
Скарре закусил нижнюю губу:
— Он чертовски хороший следователь. Это для меня главное.
— А вам он нравится? — Братт, наконец, повернулась и наградила его взглядом в упор.
Скарре усмехнулся:
— Нравится — не нравится, не могу сказать. — Он отодвинулся вместе с креслом, положил ноги на
