Дом сделался похож на мебельный магазин. Детям все это доставляло удовольствие. И мама, хотя была очень занята, но все же не настолько, чтобы не поговорить с ними, не почитать, не написать стишок в утешение Филлис, когда она упала с отверткой и та вонзилась ей в ладонь.
– А это мы не будем паковать, мама? – спрашивала Роберта, показывая на красивый комод, отделанный красными ракушками и медью.
– Мы не можем все взять, – ответила мама.
– Получается, что мы берем худшее, а лучшее остается.
– Понимаешь, мы берем только необходимое, – пояснила мама. – У нас будет такая игра – как будто мы бедняки.
Когда неприглядные и полезные вещи были, наконец, упакованы и люди в суконных передниках погрузили их в фургон, девочки, мама и тетя Эмма уснули в двух полупустых комнатах, где остались только красивые вещи. Спать им пришлось на полу, так как их кровати увезли. Только Питеру постелили на диване в гостиной.
– А весело так жить! – говорил он, ворочаясь на жестком диване. – Мне нравится переезжать. Вот если бы мы каждый месяц переезжали!
Мама рассмеялась в ответ.
– Типун тебе на язык! Прости меня, но лучше все-таки переезжать пореже.
Когда мама повернулась, Роберта увидела ее лицо. Этот образ потом всю жизнь преследовал ее неотступно.
– Мама! – шептала она про себя, засыпая. – Какая ты отважная! Как я тебя люблю! Быть такой храброй, когда тебе так больно…
На другой день загружали ящики. Множество ящиков, бесконечные ящики! А потом, поздно вечером, прикатил фургон и отвез их на станцию.
Тетя Эмма проводила их и осталась одна в доме. Но детям казалось, что это они проводили тетю Эмму.
– Мне жалко этих иностранных детей, у которых она будет гувернанткой. Не хотела бы я быть на их месте, – говорила потом Филлис.
Сперва им доставляло удовольствие смотреть в окно, но постепенно глаза у них слипались. Никто из них не знал, сколько времени поезд был в пути. А рано утром они проснулись оттого, что мама осторожно их тормошила.
– Вставайте. Мы приехали.
Они проснулись, замерзшие и в плохом настроении. Пришлось выйти на мокрую платформу и долго стоять на ветру, пока из вагона выносили багаж. Потом локомотив запыхтел и загудел, и поезд умчало вдаль. Дети следили, как исчезают во тьме огни хвостового вагона.
В первый раз поезд и железная дорога стали для них такими близкими и важными. Они еще не подозревали, как они будут любить железную дорогу. Скоро ей предстояло стать главным в их жизни. Какие перемены, какие чудеса будут связаны с ней! А пока они дрожали и чихали, прося Всевышнего, чтобы дорога была не слишком долгой. У Питера начался страшнейший насморк. У Роберты шляпка съехала на затылок, и резинка сильнее обычного врезалась в кожу. У Филлис развязались на башмаках шнурки.
– Идемте, – говорила мама. – Придется пешком, ничего не сделаешь. Кэбов в этих местах не бывает.
Они шлепали в потемках по грязи. Долго шагали по ухабистой дороге, у Филлис закружилась голова, и она свалилась в лужу. Мама и брат подхватили ее под руки, промокшую и несчастную. Газовых фонарей на обочинах не было, а дорога все время поднималась в гору. Они почти нагнали повозку и шли, вслушиваясь в скрип колес. Когда глаза стали привыкать к темноте, они стали различать перед собой гору покачивающихся коробок и ящиков.
Повозка въехала в широкие ворота, и теперь дорога шла через поля и все время под гору. Наконец по правую сторону они заметили что-то большое, темное, не имевшее определенной формы.
– Вот и дом, – сказала мама. – Я только не понимаю, почему она закрыла ставни.
– Кто – она? – спросила Роберта.
– Одна женщина… Я попросила ее убраться, расставить мебель и приготовить ужин.
Дом был огорожен низкой стеной, вокруг росли деревья.
– Это сад, – сказала мама.
– Мне это напоминает кастрюлю, в которой плавает черная капуста, – пробормотал Питер.
Повозка объехала стену и оказалась позади дома. Затем она въехала с грохотом в вымощенный булыжником двор и остановилась перед черной дверью.
Ни в одном из окон не горел свет.
Все по очереди стучали в дверь, но никто не вышел.
Возница сказал, что скорее всего миссис Вайни ушла домой.
– Все дело в том, что поезд сильно опоздал, – прибавил он.
– Но ключ-то у нее! – воскликнула мама. – Как же нам быть?
– Она его обычно оставляет под лестницей, – он пошарил в повозке и нашел фонарь.
– Вот он, здесь, все в порядке.
Он отпер дверь, вошел внутрь и поставил фонарь на стол.
– У вас найдется свеча? – спросил он.
– Я не помню уже, где у меня что, – ответила мама, и в голосе ее больше не было прежней бодрости.
Возница чиркнул спичкой. На столе нашлась свечка, и он ее зажег.
В слабом свете дети разглядели большую кухню с каменным полом. Не было ни занавесок, ни коврика перед очагом. Посередине комнаты стоял кухонный столик. Стулья были составлены в дальний угол, а горшки, кастрюли, веники и посуда валялись в другом углу.
Когда возница занес последний ящик и собрался уходить, раздался странный звук, как будто бы кто-то стремительно пробежал внутри стенки.
– Что это? – воскликнули в один голос девочки.
– Крысы, всего-навсего, – объяснил возница.
Уходя он хлопнул дверью, и ворвавшийся снаружи ветер погасил свечку.
– Лучше бы мы сюда не приезжали! – сказала Филлис, спотыкаясь о стул.
– Крысы, всего-навсего! – повторил с горечью Питер.
Глава II
– Что за глупости! – воскликнула мама, нащупывая на столе коробку спичек. – Так испугаться бедного мышонка. Крыса – придумал тоже!
Она зажгла спичку, свечка вновь загорелась, и в ее слабом свете они наконец смогли рассмотреть друг друга.
– Ну! – смеясь, обратилась к детям мама. – Вам же очень хотелось, чтобы что-нибудь такое случилось. Вот вам и приключение! Я просила миссис Вайни купить хлеба, масла и мяса и приготовить нам ужин. А что если она там, в столовой, – потушила свет и легла поспать? Пойдемте посмотрим.
Кухонная дверь открывалась прямо в столовую. Войдя с одной свечкой, они убедились, что в столовой намного темнее, чем в кухне. Потому что кухню недавно вымыли, а столовая была черной от потолка до пола, и потолок пересекали тяжелые черные балки. Кругом громоздилась пыльная мебель – мебель из столовой их старого дома, где они жили с самого рождения. Детям казалось теперь, что это было очень
