– Да ладно, – сказал Феникс. – Не расстраивайся. Ты что, не знал, что огонь мне подчиняется? И оставь печаль. Я, как мои жрецы с Ломбард-стрит, умею восстанавливать здания из пепла. Будь добр, открой окно. – И он вылетел наружу.
На следующий день в газетах писали, что, против ожидания, огонь не разрушил здание театра. А на самом деле ничего в театре и не сгорело, потому что Феникс трудился всю ночь, приводя здание театра в порядок. Большая часть служащих, а также некоторые актёры пришли к выводу, что они на какое-то время попросту сошли с ума.
Глава двенадцатая
Конец конца
– Яйцо, тосты, чай, молоко, чашка с блюдечком, чайная ложечка, ножик, масло. Ну, кажется, всё, – приговаривала Антея, собирая на поднос завтрак для мамы.
Она потихонечку, чтобы не споткнуться, поднялась к маме в спальню и поставила поднос на стул. Потом бесшумно раздвинула занавески на окне.
– Тебе лучше, мамочка? – спросила она ласковым голосом. – Я принесла тебе завтрак. И я всё накрыла салфеточкой с клеверными листочками, которые я вышила для тебя.
– Спасибо, доченька, – отозвалась мама сонным голосом.
Антея отлично знала, что надо сделать, если у мамы болит голова и она не встаёт к завтраку. Она налила в мисочку немного тёплой воды, добавила туда одеколончику и, смочив этой душистой водой мягкое полотенце, обтёрла маме лицо и руки. После этого мама смогла уже подумать о завтраке.
– А что моя дорогая девочка такая печальная? – спросила она, когда окончательно стряхнула сон и пригляделась к Антее.
– Меня так огорчает, что тебе нездоровится, – сказала Антея. – Этот ужасный вчерашний пожар так разволновал тебя. Папа сказал, что ты так сильно испугалась. И у нас у всех такое чувство, точно мы в этом виноваты. Я не знаю, как сказать…
– Ни в чём вы не виноваты, лапушка, – перебила её мама. – Какая тут может быть ваша вина?
– Это-то я как раз и не могу объяснить, у меня нет твоего или папиного подо… подозрительного ума…
Мама рассмеялась.
– Ты хотела сказать – пронзительного? Не волнуйся. Мне очень скоро станет легче. И ничего не выдумывай. Пойди лучше скажи кухарке, чтобы она не приставала ко мне с вопросами, что сегодня готовить. Закажи ей ленч на свой вкус.
Антея тихонько, как мышка, вышла из комнаты и осторожненько закрыла за собой дверь. После этого она тут же направилась на кухню и заказала пару жареных индеек, большой сливовый пудинг, творожный кекс и изюм с миндалём на десерт.
Кухарка велела ей идти куда подальше, а на ленч была надоевшая всем рубленая баранина и манный пудинг. При этом к рубленой баранине полагались греночки, которых на этот раз не было, а манный пудинг подгорел и поэтому горчил.
Когда Антея вернулась в детскую, она нашла всех остальных в довольно мрачном настроении, в котором она находилась и сама. Всем было ясно, что дни волшебного ковра сочтены. Он имел такой изношенный вид, что можно было пересчитать все уцелевшие ворсинки.
– Мама собирается выкинуть ковёр, как только почувствует себя лучше, и подыщет для нас подходящую кокосовую циновку, – сказала Антея. – Подумать только! Для нас – и циновку! Когда мы побывали под настоящими кокосовыми пальмами на острове, где не бывает коклюша.
– Остров, – сказал Ягнёнок. – Я люблю, когда разноцветный песочек и искорки на водичке.
Они долго не могли понять, запомнил ли Ягнёнок хоть что-нибудь, когда побывал на острове. Оказалось, что запомнил.
– Да-а, – протянул Сирил. – Никаких больше увлекательных путешествий – это уж совершенно точно.
Всё это время Феникс спал в шкафу, в котором, как известно, хранились никому не нужные останки поломанных игрушек и проживали таракашки.
– Что-то я заспался, – сказал он, выходя из шкафа и позёвывая.
– Канареечка говорит, – захлопал в ладошки Ягнёнок. – Показать маме. – Он стал вырываться из объятий Антеи.
– Мама спит, – поторопилась остановить его Джейн. – Давай лучше поиграем с тобой в диких зверей в клетке. Мы же всегда так играем под столом.
Но бедный Ягнёнок столько раз увязал ногами, руками и даже головой в дырках ковра, что на этот раз пришлось стол отодвинуть к окну. Ковёр остался лежать, не прикрытый столом, во всей своей неприглядности.
– Ах, – сказал Феникс, – ничто в этом мире не вечно.
– Да, – согласился с ним Роберт. – Всё когда-нибудь кончается, и это очень печально.
– Ну, конец иногда означает покой, – заметил Феникс. – И если покой в скором времени не наступит для вашего ковра, то он изорвётся в лоскутики.
– Да, – вздохнул Сирил, слегка тронув ковёр концом ботинка.
Оставшиеся цветные ворсинки привлекли внимание Ягнёнка. Он шлёпнулся на четвереньки, вполз на ковёр и стал выдёргивать разноцветные ни точки.
– Агеди-дагеди-гагеди, – бормотал он. – Дагеди-аг-аг-аг!
И не успели все даже глазом моргнуть (а если бы успели, то это всё равно никому бы не помогло), как середина пола оголилась, обнажив прожжённую некогда дыру посреди линолеума. Волшебный ковёр исчез, а вместе с ним исчез и Ягнёнок.
Всех охватил ужас. Ягнёночек, их маленький братик, – одинёшенек, неизвестно куда унесён ковром, полным опасных дыр!
Джейн расплакалась, а на Антею точно напал столбняк.
– Это, наверное, сон, – проговорила она наконец.
– Священник тоже так говорил, – отрезал Роберт. – Никакой это не сон.
– Но ведь Ягнёнок не высказывал никаких желаний, – заметил Сирил. – Он просто болтал на своём тарабарском языке.
– Ковёр понимает все языки, – сказал Феникс. – Даже и тарабарский, хотя я о таком языке никогда не слыхал.
– Ты считаешь, – сказала Антея, – что «агеди-даг» что-то значило?
– Всякая речь что-нибудь да значит, – отозвался Феникс. – Безусловно, она что-то значила для младенца и то же самое значила для ковра.
– Но что, что Ягнёнок имел в виду?
К сожалению, я никогда не изучал тарабарский язык, – сказал Феникс.
Джейн громко всхлипывала, остальные молчали.
– Вы хотите его вернуть? – поинтересовался Феникс.
– Конечно, хотим! – закричали все в один голос.
– Не доставляет ли он слишком много хлопот, подумайте над этим.
– Нет! Нет! Пусть он вернётся! Пусть!
– Ну, в таком разе, – сказал Феникс, качнув своим золотым плюмажем на золотой головке, – откройте окошко, я посмотрю, что мне удастся предпринять.
Сирил распахнул окно, и Феникс вылетел наружу.
– Хоть бы мама подольше поспала, – вздыхала Антея. – А вдруг она проснётся и потребует к себе Ягнёнка?! А если Элиза его хватится? Перестань реветь, Джейн, от этого нет никакого толку. Что? Я сама плачу? Да не плачу я!
Сирил и Роберт не плакали. Мужчинам плакать не полагается. Но ситуация была настолько ужасной, что им было нелегко держаться как положено настоящим мужчинам.
И в этот ужасный трагический момент послышался колокольчик из маминой спальни.
Все затаили дыхание. Антея, взяв себя в руки, вытерла слезы. Она огляделась вокруг и увидела кочергу возле камина. Она протянула её Сирилу.
