Автоматизация у порога. Полная и абсолютная. И это моя заслуга, имейте в виду. В первую очередь моя. Мы живем в обществе, где каждого вознаграждают по заслугам. Меня интересует, как оценят мои заслуги.
Об одном частном вопросе мне хотелось бы договориться сейчас. Я должен стать директором нашего института. Знаю, что для этого я молод и получится так, что многих обгоню. Но у меня есть заслуги. А профессору Ковалю уже пора на пенсию. Все мы отлично знаем, что он отстал в научном отношении. Единственное, в чем он пока еще разбирается, это политика. Но сейчас век специалистов. Профессор Коваль уйдет. Наш институт должен переключиться на новые проблемы. Так как проблема автоматизации машин уже решена, мы должны заняться вопросами координации. Мы должны добиться, чтобы машины сами производили себе подобные, контролировали и управляли производством. Оно не должно быть обременительным для человечества. Вот наша первоочередная задача. После моего назначения займемся решением частных проблем. Я отберу для себя людей, не все вы здесь останетесь.
Что касается материального вознаграждения, не стоит уточнять сумму. Надеюсь, что правительство должным образом оценит мои заслуги. Вот условия, которые я ставлю. Это моя декларация. После ее обсуждения я готов передать свое изобретение на службу обществу…
Он поклонился и сел во главе стола. Министр даже не поднялся и говорил сидя.
— Головокружение от успехов — явление не новое. Действительно, вы добились многого и имеете право на изрядное головокружение. Менять руководство института мы не будем. Именно сейчас на решающих местах нам понадобятся сознательные люди. Техники, лишенные широкого кругозора, никуда и ни к чему не придут, это вы и сами поймете, пан Бауэр. Товарищ Коваль останется на своем посту. Вам мы заплатим, сколько захотите. Хоть миллионы. — Он улыбнулся и встал. — Если они вам понадобятся. Среди нас уже много людей, удовлетворяющихся радостью, которую приносит выполненная работа. Пойдемте, — сказал он Ковалю и направился к двери. Захлопнул ее за собой. Все молчали.
— Вы все еще пьяны, Бауэр? — спустя некоторое время спросил Шуба.
— Тогда и я ничего не обязан им давать, — опомнился вдруг Шимон, вскочил и выбежал во двор.
Вертолет министра как раз готовился взлететь. Коваль обернулся к Бауэру:
— Ваша жена была права. Как это могло случиться? Сколько раз вы провозглашали, что я гениальный математик? Кто вас дергал за язык? Зачем это было нужно? Неужели вы думали, что без ваших славословий я выгнал бы вас из института? Я знаю, вы талантливы. Но вы лицемер.
— Вчера вы назвали меня творцом будущего!
Шимон уехал домой и стал укладывать чемодан. При этом ему пришлось перешагивать через разбитые накануне вещи. Он с сожалением смотрел на них, так как в трезвом со стоянии был скуповат. Позвонил жене:
— Итак, я лицемер? Прощай!
Она уговаривала его. Он должен измениться, так жить нельзя, ему самому придется в этом убедиться… Шимон раздраженно повесил трубку. Знал, что так же, как он, живет немало научных работников, считал это совершенно естественным и не видел ничего дурного в том, что люди хотят получать вознаграждение за свои заслуги. Разве это не закон социализма?
'Уйду, — говорил он себе. — Хватит с меня разговоров. Больше не стану притворяться перед самим собой!'
Он отправился на аэробусе в Роудницу, к своей первой любви. Там, на высоком берегу Лабы, у ее отца, когда-то оптового торговца мануфактурой, был большой дом с обширным садом. Шимон застал Яну в саду. Узнал ее сразу, хотя за эти годы она немного изменилась. Располнела. Он вскоре понял, почему: по саду бегало двое детей, которых Яна окликала по имени.
Когда он подошел к калитке, Яна воскликнула: Шимон! — и сразу повела его в дом. Снова, как прежде, они сидели на красивой веранде, откуда открывался вид на далекие окрестности, и она снова открыла бутылку вина.
— Словно ничего не изменилось за эти десять лет.
— Если не считать моего замужества. Кроме того, я работаю чертежницей…
Значит, у нее муж, работа, дети… Наверное, и не вспоминала о нем.
— Я часто думал о тебе.
— Почему? Ты свой выбор сделал.
Он объяснил, что другого выхода у него не было — ему хотелось пробиться, попасть на научную работу, и дочь оптового торговца была бы для него обузой. Во всяком случае, так ему тогда казалось. Но он любил ее больше всех.
— Хоть теперь не оскорбляй меня, — возразила она. — И себя в первую очередь.
Бауэр так и не понял ее.
— Ты изменилась, Яна. Я хотел сказать… приехал спросить, не согласилась бы ты теперь, спустя столько лет… Сейчас я уже не стану считаться ни с чем.
Она рассмеялась и побежала в сад — услышала, что ее младшенький плачет.
Шимон встретился с ее отцом. Пан Мрачек был все тот же. Смакуя, отпил несколько глотков вина.
— Во всем виноват ее муж. Вышла за какого-то организатора. Он не испугался такого тестя. Но я всегда предпочитал вас. Мы лучше понимали друг друга. Пойдемте! — Они вышли. За домом стоял большой обшарпанный геликоптер. — Разъезжаю. Как в былые времена. Иной раз удается неплохо заработать. Особенно если подвернется что-нибудь новенькое. Слышали вы уже о новых рубашках из искусственного волокна? Это поэма; могу вам уступить одну по дешевке.
— А вы все еще мечтаете иметь много денег? — усмехнулся Бауэр. Мрачек не понял. — Ну, сумели бы вы истратить, скажем, миллионы?
— А у вас они завелись? Если вы не знаете, что с ними делать, обратитесь ко мне, я посоветую. Тратить тоже надобно умеючи, голубчик, в этом деле нужны опыт и размах, а у кого они сейчас есть? Мы, старики, вымич раем, а кто идет нам на смену? Совершенно некультурные парни. Я бы вам все организовал: отдых на юге, зиму в Египте, круглый год — вечную весну, к завтраку икру. Если понадобится — приходите ко мне. У меня когда-то действительно были миллионы. Могу показать вам свои чековые книжки.
— Я знаю, — сказал Шимон. Он уже много раз видел довоенные обесцененные чековые книжки Мрачека.
Яна так и не появилась, и Мрачек проводил Бауэра на вокзал. Итак, здесь ничего не вышло. Возвращаться ему некуда. Он отправился в Прагу курьерским ракетным поездом. Это было удобнее, чем переполненные аэробусы.
Шимон не знал, где бы ему остановиться. К жене он возвращаться не хотел. Собственно, у него родилась неплохая идея: взять годичный отпуск. Отдыхать целый год где-нибудь у моря. Он это заслужлл. И там на досуге обо всем спокойно поразмыслить. Год каникул. Нет, два года. Он никогда не любил Жюля Верна. А кончил тем, что стал изобретателем. Вот как. Шимон остановился в отеле и там роскошно пообедал. Потом взял из банка свои вклады: накопления у него были солидные. На улице он заговорил с двумя барышнями, которые оглянулись на него. Накормил их обедом, а в пять часов угостил чаем. У одной из них был серебряный зуб. Другая все время несла чепуху. В свой отель он вернулся в одиночестве. Был уже порядочно пьян. Заказал в баре французский коньяк, но больше шести рюмок не одолел и стал путать бутылки с барменшей. Видно, всего не выпьешь, даже если ты миллионер. Мрачек, пожалуй, неправ. Голова у него кружилась. Официанту пришлось отвести его в комнату.
Утром Бауэр отправился в институт. Может, они там по зрелом размышлении все-таки согласятся на его условия. Он представлял себе, как заведет там свои порядки, как заставит их ходить по струнке! Увидим. Заглянул к инженеру Мартену. Этот брюзга получил в институте последний патент. Рационализировал использование изотопов. Интересно, сколько он за это получил?
— Не знаю, — ответил Мартен и как-то странно посмотрел на Бауэра. — Право, не знаю.
— Хочешь сказать, что ты и не поинтересовался?
Бауэр вспомнил, что у этого чудака нет даже старомодного автомобиля.
— Да. Деньги мне, собственно, ни к чему.
Мартен не только чудак, он просто глупец. Шимон пошел к Ковалю. Но тот, не глядя на него, прочел постановление. Бауэру предлагались какие-то проценты. Автомат будет применяться и за границей. Сумма получается огромная. У Бауэра дух захватило. Он поблагодарил и направился к двери. Но тут же вспомнил,
