наш век, когда эпоха космических путешествий считается лишь периодом простой подготовки к образу жизни, достойному человека. Я хорошо знал капитана — мне поручили создать для него рай, — а что из этого получилось, я вам сейчас расскажу.
В наше время капитан Немо жил большей частью в окружении любителей старины, рассказывал им о своих былых подвигах и редактировал в институте историографические материалы. Писал мемуары. Отрывки из них вы, вероятно, читали. Так продолжалось много лет. Но от своего века Немо унаследовал изношенный организм и не дожил еще до ста лет, когда при контрольном медицинском осмотре ему сообщили, что он скоро умрет.
И вот тогда капитан Немо, который вообще держался несколько странно и в свое время, вероятно, считался человеком недюжинным, повел себя совершенно неожиданно и необычно. Побледнел, пробормотал несколько слов, едва не потерял сознание. Наступила бурная нервная реакция, какую мы наблюдаем у людей, умирающих во цвете лет из-за какого-либо несчастного случая или катастрофы. Короче говоря, он испугался. Шли недели, он чувствовал себя все хуже, и страх все сильнее овладевал им. Поэтому мне вместе с моим механиком предложили сконструировать особый прибор, который дал бы возможность больному вновь пережить счастливейшие минуты его жизни и таким образом преодолеть страх смерти. Прибор, который помог бы ему легко умереть.
Но что считали счастьем его современники? Чем был тот рай, на который они возлагали надежды после смерти? Сейчас этого уже никто не знал. Мне пришлось идти экспериментальным путем, шаг за шагом регистрируя и анализируя реакцию коры головного мозга больного.
Прибор был прост. Мы принесли его в палату Пержинки, включили, пока он спал, и настроили так, чтобы прибор возбуждал соответствующие представления, доставляя испытуемому максимальное наслаждение. Возникшие представления мы регистрировали.
Первый сеанс не представлял большого интереса. На экране появились сигарообразные ракеты, каких было множество в давние времена межпланетных путешествий. Мы наблюдали, как Немо ведет одну из них — великолепную, блестящую, мощную. Это была экспедиция в отдаленнейшую область Вселенной, к системе, где обитали живые существа, с которыми необходимо было установить контакт. Мы видели, как он прибыл на своей ракете к месту назначения и исследовал эту странную планету — но тщетно. Он не обнаружил там ничего живого, пока сама планета не начала проявлять признаки свободной активности, пока не выяснилось, что экспедиция открыла систему, где основой жизни являются сложные полимеры, гораздо более простые, чем белки. Они существуют здесь в виде больших масс, которые борются между собой, двигаясь по орбите вокруг своей звезды, и отталкиваются друг от друга, как шары на огромном бильярде. В буквальном смысле слова идет борьба за место под солнцем. Пержинка, конечно, находит выход и добивается чего-то вроде их примирения. Детские игрушки!
А главное, это видение не успокоило капитана. Утром он проснулся взволнованный, весь в поту. Смотрел на нас, словно мы какие-то призраки, явившиеся из его же века. Я коротко объяснил ему, зачем мы пришли. Не сообщая истинной цели нашего прихода, чуточку обнадежил его. Однако я никогда в жизни не умел лгать, и он, видимо, легко обо всем догадался.
— Вы любили приключения, открытия и путешествия в космос. Хорошо! Но ведь вы ими вдоволь насладились. Так о чем же сейчас жалеть? Вы видели столько неожиданных и необычайных явлений, что теперь они должны казаться вам будничными. Почему же вы боитесь? Куда еще хотите лететь? Вы прожили счастливую жизнь, — сказал я, произнося слово, которым мы сейчас пользуемся чрезвычайно редко и осторожно.
— Я был счастлив, только когда возвращался… — сказал капитан и закашлялся. Повидимому, у него был отек легких. Мой механик поддержал ему голову, а я снова включил прибор.
Мы видели торжественное возвращение его космического корабля, награды, ордена, женщин. Женщины, видимо, играли очень важную роль в жизни Пержинки; на экране перед нами их прошло несколько десятков. Я улыбнулся. Какими странными и неразумными были раньше люди. Сейчас, когда они объединяются на основе общих интересов, нет ни любовных кризисов, ни постоянной смены увлечений. Я чуть не вскрикнул, когда на экране появился мой механик, то есть моя жена.
Мы живем с нею уже несколько лет, с тех пор как я конструирую церебральные приборы. Не могу пожаловаться, она отличный, искусный механик. Мне никогда и в голову не приходило, что она могла бы заинтересоваться этим капитаном: ведь он недалеко ушел от животного. А его фантазии, которые воплощались в картины на экране, были чем дальше, тем примитивнее. Но моей жене они нравились. Мне было непонятно. Неужели и она до сих пор так представляет себе счастье?
— Это ужасно! — воскликнул я, чуть не сорвав своим возгласом весь эксперимент, так как в палате царил покой.
— Неужели ты не понимаешь, сколько работы нам еще предстоит, чего мы хотим добиться? — сказала она, укоризненно взглянув на меня.
Пержинка снова закашлялся, и изображение на экране исчезло.
— Я забыл рассказать вам, — произнес он, глядя на меня с легкой усмешкой, — одну интересную историю с планетой Альдебаран. Мы обнаружили там механическую цивилизацию, погибшую из-за роботов-двойников. Вы не знаете, что это такое. Мы тоже не могли понять. В логовищах жителей планеты мы нашли только странные, побелевшие скелеты. За ними уже целые века ухаживали их собственные копии, двойники противоположного пола. Жители Альдебарана когда-то, в период расцвета своей цивилизации, создали их, чтобы избежать осложнений, вызываемых супружеской жизнью. Каждый имел жену, бывшую собственно им самим, если не считать того, что она являлась существом женского, пола. А у женщин были такие же мужья. Все население планеты вымерло, потому что каждый из них мог ладить только с самим собой, и из-за этого они перестали размножаться.
— И вы тогда были 'счастливы'? — спросил я.
— Тогда мне было очень грустно, совсем как сейчас…
Дыхание у него несколько улучшилось, но оставалось неритмичным и поверхностным. Это плохой признак. Врачи уже отказались от него и передали его нам. Я вспомнил, как мой отец, умирая, ушел к себе в кабинет — хотел остаться один. И потому ожидал, что этот человек вот-вот выгонит нас. Но, видимо, наше присутствие было ему приятно. В первую очередь присутствие моей жены. Он взял ее за руку. Я уже давно не делал этого.
— Ведь что-то заставило вас все это переживать! У вас было много женщин, а счастья не было. И теперь вы пугаетесь того, что ваша жизнь кончается. Почему? Чего вы не успели сделать, чего не успели пережить?
— Человек, который знает, что через две недели его повесят, отлично может сосредоточиться, — грустно улыбнулся Пержинка. — Так говорил доктор Джонсон.
Я не знаю, что такое 'повесят', вероятно, это какой-то вид насильственной смерти. А доктор Джонсон, должно быть, один из его космонавтов. Меня обрадовало, что капитан сам потянулся к нашему прибору и приложил его к своему вестибулярному аппарату.
На экране появилась детская площадка, и на ней девятилетний капитан Немо. Он забил гол, и по этому случаю весь тайм больной улыбается. Капитан растет, ведет мяч по полю, команда вдруг превращается в его более поздних противников, появляются его помощник, старший биолог и, наконец, я сам. Моя жена расхохоталась, увидев, как смешно я прыгаю а толпе, мелькавшей на экране. Потом толпа, стоя в грязи, начала приседать и подпрыгивать.
— Тебя это смешит? — проворчал я, на этот раз шепотом.
— Тебе нравится, что этот экземпляр нашего типа homo sapiens считает величайшим счастьем, раем, о котором он мечтал, сведение счетов с людьми, обидевшими его? Это рай в представлении людей каменного века, времен кровавой мести. Не знаю, стоит ли тратить силы на этого человека? Может быть, лучше прекратить наш опыт?
Когда я увидел на экране, что капитан Немо кричит на меня, что он подошел ко мне и вдруг стал на целую голову выше меня и вообще гораздо сильнее, мной неожиданно овладел какой-то безотчетный страх, и я выключил прибор.
Немо сразу проснулся. Я решил поговорить с ним откровенно.
— Послушайте, вы боитесь умереть, так как не знаете, что будет после смерти. Мечтаете о каком-то рае, хотите быть 'счастливым'. Выбирайте. Ради вас я целыми неделями изучал литературу. Хотите пить из
