профессора Калтенбруха. Им, видимо, хотелось спросить его про какую-нибудь интересную кривую.
Они казались мне смешными. Ведь я основал новое дело, и у меня такая специальность, что им и не снилось. По крайней мере не буду выбиваться из сил, как они. Я пошел в ближайший бар. Там я увидел множество различных аперитивов, Чинзано биттер, чинато и дри и хемингуэевский грапп, и уже попросил было бутылочку, когда за моей спиной в дверях показался массажист. Я увидел его в зеркале.
— Разыскиваю вас по всему городу. Обежал все исторические места, даже Колизей и замок святого Ангела. Поедем быстрее. Нам нужно тренироваться. Каждый день не меньше семи часов. По такой системе, как у нас, в мире работает уже по крайней мере пять человек, а японец Оно в прошлом месяце записался на медицинский факультет. Конечно, никто этим не кичится. Нужно собирать информацию, чтобы нас не переплюнули.
— Опять информация? Сколько килограммов ежедневно? — раскричался я, понятно, почешски. Официанты глядели на нас с симпатией. Они были довольны, что иногда кричат и блондины. А смотрело на нас не менее полудюжины человэк, ибо в Италии переполнены все учреждения, и юноша, который вполне мог бы изучать атомную физику, рад, когда ему удается продать за день две порции кока-колы. Зато уж продает он ее с научным увлечением.
— Вы думаете, я мечтаю приобрести еще и третью специальность? — раскричался я. — Вы думаете, что теперь из меня выйдет не только спортивный врач, не только специалист по энцефалографии, но и гимнаст, комедийный чемпион? Благодарю покорно. Когда же я буду жить? Жена уже не хочет открывать мне дверь, когда я возвращаюсь по ночам с собраний. Что же — приходить с тренировки к утру? Тут никаким гипнозом не поможешь. Потому что даже самые фантастические опыты не продлят день. Не растянут час… Я думал, что буду жить гармонической жизнью. А вместо этого извольте работать еще по третьей специальности. Нет, никогда!
Поэтому на другой день я передал для опубликования в прессе свое знаменитое требование запрещения психического допинга. Вы хорошо знаете, как строго преследовались до сих пор попытки возбуждать спортсменов всякими вредными химикалиями. Я обратил внимание на психические возможности человека. И сделал это не для того, чтобы кому-нибудь повредить. Наш массажист теперь работает в Карловых лазнях, и никто ничего не поставил ему в вину. Я только хотел предупредить общественность об опасности, которая сегодня угрожает всем и не дает людям возможности жить полнокровно.
Это было громкое дело. Мое заявление долго изучали. И с той поры в спортивной медицине специалисты проверяют перед соревнованиями, нет ли здесь допинга… Так что, собственно говоря, я все же основал новую профессию.
ТРЕСТ ПО УНИЧТОЖЕНИЮ ИСТОРИИ
'Trust for destruction of history, Weltgeschichtevernichtungstrust — TDH — международная тайная организация, задача которой — остановить прогресс. Вы, конечно, понимаете, что события, происходящие в современном мире, пагубны для таких выдающихся личностей, как, например, Вы, подавляют их, лишают свободы в первую очередь из-за ликвидации частной собственности, этой гарантии независимости, которая заменяется господством монополий или, что еще хуже, государственными предприятиями. Поэтому и был создан наш трест — объединение, защищающее интересы последних частников, стремящихся остановить прогресс, мечтающих о свободе и независимости, жаждущих уберечь личность человека-предпринимателя от наступления человека-служащего. Мы обращаемся к Вам с призывом помочь нам, препятствуя прогрессу в Вашем городе и на занимаемом Вами месте, ибо теперь, когда потерпели крах все попытки военного вмешательства, достижение успеха возможно только путем объединения усилий исуинных мужей всего мира…'
Корейс посмотрел на подпись. Сначала письмо показалось ему нелепой шуткой. Но бумага была хорошая, листовка, несомненно, печаталась за границей, так как все чешские значки над отдельными буквами были проставлены от руки. Он посмотрел на своего бывшего друга. Так вот чем ты сейчас занимаешься…
— Интересно, — сказал Корейс, смущенно возвращая ему листовку.- Но сомневаюсь, чтобы кто-нибудь мог остановить ход истории, а тем более повернуть ее вспять. Я, во всяком случае, не могу. Гараж мой пуст, а в кармане ни гроша. Сегодня у меня отобрали последний автомобиль.
— Нам не нужны твои деньги. И в транспортных услугах мы не нуждаемся. Наоборот, предоставим тебе новую машину.
Тонда осторожно оглянулся и левой рукой приподнял брезент, покрывавший старомодную машину, на которой он приехал. Корейс увидел направленные прямо на него отполированные детали какого-то реактивного устройства, напоминавшего 'катюшу' в миниатюре.
— Для чего это? — спросил он, так как вообще интересовался машинами.
— Ты можешь надолго приостановить прогресс в Чехии. Не знаю, помнишь ли ты, как мы в сорок пятом году помешали нацистам взорвать пражский мост? Благодаря этому русские вошли в Прагу раньше американцев и сыграли решающую роль в том, какой социальный строй установился в нашей стране. А знаешь ли ты, почему нам тогда удалось перестрелять отряд нацистских подрывников? Потому что ты предоставил нам машину и подвез нас к пражскому мосту с тыла, лесной дорогой. У тебя тогда была отличная машина.
— Я назвал ее 'Рихардом', — улыбнулся Корейс. — Сам собрал из утиля. Ни один 'газик' или 'додж' не мог за ней угнаться. Ее-то у меня сегодня и отобрали.
— Вот потому ты и созрел для поступления в наш трест. Кто на фабрике будет теперь заботиться о твоих автомобилях? Кто станет отдавать им всю свою любовь, посвящать жизнь? Ты последний экспедитор в Чехии. Последний энтузиаст своей профессии. На твое место придут только лодыри, воришки и служащие, которым все безразлично. Им на автомобили наплевать. Они в своей работе не заинтересованы. Ты этого не должен допускать.
— Но как? — спросил Корейс и повел Тонду в свою опустевшую мастерскую. — Много умников пыталось еще до нас это сделать и погорело.
— Они не владели нашим методом. Эта машина перенесет тебя в тысяча девятьсот сорок пятый год. Ее счетчик отсчитывает не километр-часы, а годы. А в остальном ею управляют так же, как твоим любимым 'Рихардом'. Мы нарочно сконструировали ее по твоей модели. Вернешься в тот решительный день, никого не отвезешь к пражскому мосту, ребята пойдут туда пешком, явятся слишком поздно, и русские задержатся у реки. А на следующее утро в Прагу войдут американцу. Ты переделаешь историю. Так же, как другие будут делать это в других местах. Такие меры, разумеется, изменят современный мир радикальнее, чем любая интервенция. В наше время, при наличии атомного оружия, нет других возможностей, если мы хотим изменить ход истории и все же сохранить жизнь на земле.
Корейс больше не сомневался:
— Ты сошел с ума, — сказал он и большими шагами направился к своему дому.
Тоник пошел следом за ним. Клялся, что все это правда, показывал документы, свидетельства, специальные полномочия, доллары и особый бесшумный пистолет. Он допускал, что такая поездка может оказаться опасной, что из подобных путешествий в прошлое многие не возвращались, льстил Корейсу, взывал к его героизму. Ведь если он тогда сумел собственноручно укокошить начальника команды подрывников, то теперь сумеет сдержаться и не убивать его, спасет человечество, цивилизацию, себя и свою семью от разорения.
— Неужели ты забыл, что тогда боролся вместе с нами? Что на том мосту потерял правую руку? — Корейс неделикатно указал на протез Тонды.
Тоник объяснил, почему он так изменился, почему пошел на службу в 'Трест' — ведь его потом выгнали из армии и даже арестовали за то, что он будто бы проворовался в Пограничье. Ему пришлось бежать за границу, и с тех пор он думает только об одном: как исправить свою ошибку. Это он разработал такой план и предложил его правлению треста, именно он догадался, что современное политическое положение в Чехии является результатом той поездки Корейса, что, собственно, Корейс на своей машине привез в Прагу социализм… Но Корейс, даже не попрощавшись, захлопнул дверь перед его носом.
