заняты. Хорошо, догадался я спросить у своего истязателя, за какую команду он болеет. Оказывается, тоже за моих игроков. Еле вырвался из его лап, не хотел меня отпускать – боялся, что не найдет, кого бить. Один, например, вцепился в доску от трибуны и грызет ее: не нашел себе другого противника.
Через какое-то время все успокоились, и игра возобновилась. Я, как и остальные, для ободрения игроков выкрикивал: «Бра-бра-бра-во-о-о! Браво!» Скоро я уже не мог кричать и стал бить в жестянку, которую держал человек впереди меня. Он принес ее специально для этого. Настоящее светопреставление началось, когда на поле сцепились два игрока. Кто-то подбросил меня в воздух. Раньше я не знал, что могу так высоко прыгать. Потом, потом… Я уже не могу сказать, что было потом, – очнулся в больнице.
– Значит, с тех пор ты не можешь поправиться? – спросил Сарафеттин-бей.
– Да нет! Я опять ходил на стадион, в воскресенье. Играла моя команда. Разве я мог усидеть дома. Советовать-то легко, а попробуй остаться дома в такой день! Хоть веревками тебя привяжут, все равно убежишь! Ы-ых! О-ох! До чего же тело ломит! Из забинтованных рук Сельман-бея что-то выпало.
– А, это жестянка… Я бью в нее, когда не могу уже больше кричать, – сказал он, принимая от меня сверток.
Автобус остановился. Сельман-бей со стоном поднялся:
– До свидания, Сарафеттин-бей!
– До свидания! Ты к доктору сейчас, Сельман-бей?
– Нет, что ты! Сегодня такая игра! Ох! Как бы не опоздать!
Я находился в нерешительности: идти на родительское собрание или не идти? Сказать мне было нечего, а если и было что, все равно не раскрыл бы рта, потому что не умею говорить публично.
В общем, когда я поборол свои сомнения и явился в школу, собрание уже началось. Родители и учителя вели в зале оживленный разговор.
Я приоткрыл дверь и бочком проскользнул в зал.
Дама с проседью поднялась со своего места и, повернув ко мне голову, прокричала, сжимая кулак:
– Опаздываете, господа, опаздываете!..
Я покраснел до ушей и невнятно промямлил:
– Все из-за транспорта… Такси не найдешь… Автобуса нет…
– Это дирекцию не интересует…
Любопытно, о какой дирекции она говорит?.. Трамвая, автобуса?
– Самая большая претензия дирекции к родителям, – заявила дама, – это опоздания школьников. Уроки начинаются в девять…
Одна из родительниц подала реплику с места:
– Нужно запретить девочкам носить нейлоновые чулки. Не только девочкам, но и женщинам нужно запретить надевать нейлоновые чулки…
– Я присоединяюсь к мнению уважаемой госпожи, – неожиданно для себя выпалил я и глянул на ноги женщины, которая требовала запрещения нейлона. Более безобразных ног, чем у этой женщины, мне никогда не доводилось видеть: мало того, что они были кривыми, как коромысла, у щиколотки толще, чем в колене, набухшие вены проступали даже через толстые чулки.
– Все наши школьницы должны носить черные, толстые чулки, – подхватил я, не отрывая взгляда от ее ног.
Не знаю, почему я вдруг встрял в разговор о чулках. Идя в школу, я не имел намерения что-либо говорить.
С места вскочил господин, наверное, родитель.
– У нас есть более важные вещи, о которых следует поговорить! – закричал он. – Чулки – мелочь! Прежде всего мы должны решить вопрос о преподавании иностранных языков. На мой взгляд, все предметы должны вестись на немецком языке, Я долгое время жил в Германии. Там дети все дисциплины изучают на немецком языке.
Все еще чувствуя вину за опоздание и желая как-то искупить ее, я опять вмешался в разговор:
– Я не был в Германии, но того же мнения: занятия надо вести на немецком языке. Почему, спросите вы? Потому, что весь прогресс в мире, развитие техники – все благодаря немцам. Если бы немецкие дети не изучали все предметы на немецком языке…
– Господа, – сказал мужчина в очках, – это вне рамок нашего собрания. На каком языке вести преподавание – дело министерства. В нашей школе, как вы знаете, немецкий язык преподается. Мы здесь собрались для того, чтобы обсудить взаимоотношения школы и родителей.
– Сколько часов немецкого языка в неделю? – спросил человек, говоривший о немецком языке.
– В каждом классе по-разному, – ответил мужчина в очках. – В первом классе – шесть, в седьмом – восемь…
– Мало! – выкрикнул человек, говоривший о немецком языке.
– Мало! – выкрикнул и я. Пожилой человек из зала сказал:
– Прежде всего в школе надо запретить играть в футбол. Башмаков не напасешься! Каждый месяц покупай новые…
– Наши девочки в футбол не играют, – ответила дама с проседью.
