Он был моим другом.,В кровавой неволеДругого найти я уже не смогу!»И, весь содрогаясь от гнева и боли,Он отдал приказ отступать на Ургу.Стенали степные поджарые волки,Шептались пески,Умирал небосклон…Как идол, сидел на косматой монголке,Монголом одет,Сумасшедший барон.И, шорохам ночи бессонной внимая,Он призраку гибели выплюнул:«Прочь!»И каркала ворономГлухонемая,Упавшая сзадиДаурская ночь.______Я слышал:В монгольских унылых улусах,Ребенка качая при дымном огне,Раскосая женщина в кольцах и бусахПоет о бароне на черном коне…И будто бы в дни,Когда в яростной злобеШевелится буря в горячем песке, —Огромный,Он мчит над пустынею Гоби,И ворон сидит у него па плече.
БРОНЕВИК
У розового здания депоС подпалинами копоти и грязи,За самой дальней рельсовой тропой,Куда и сцепщик с фонарем не лазит, —Ободранный и загнанный в тупик,Ржавеет «Каппель», белый броневик.Вдали перекликаются свисткиЛокомотивов… Лязгают форкопы.Кричат китайцы… И совсем близкиВеселой жизни путаные тропы;Но жизнь невозвратимо далекаОт пушек ржавого броневика.Они глядят из узких амбразурЖелезных башен — безнадежным взглядом,По корпусу углярок, чуть внизу,Сереет надпись: «Мы — до Петрограда!»Но явственно стирает непогодаНадежды восемнадцатого года.Тайфуны с Гоби шевелят пески,О сталь щитов звенят, звенят песчинки…И от бойниц протянуты мыскиПеска на опорожненные цинки:Их исковеркал неудачный бойС восставшими рабочими, с судьбой.Последняя российская верстаУшла на запад. Смотаны просторы.Но в памяти легко перелистатьВесь длинный путь броневика, который,Фиксируя атаки партизаньи,Едва не докатился до Казани.Врага нащупывая издалека,По насыпи, на зареве пожарищ, —Сползались тяжко два броневика,И «Каппеля» обстреливал «Товарищ».А по бокам, раскапывая степь,Перебегала, кувыркаясь, цепь.