У меня все похолодело внутри от такой перспективы.
— До брачного сезона еще три с лишним месяца, — проворчал капитан. — Да и потом, какая-то она вроде сутулая… хотя в этом камзоле не поймешь. Ну-ка раздевайся, покажись нам во всей красе.
Я не двинулась. На какой-то миг мне стало все равно — пусть стреляет. Впрочем, в глубине души я уже поняла, что он слишком жаден, чтобы убить меня и лишиться денег.
Сразу двое сильных матросов грубо схватили меня за плечи и стали срывать камзол. Вырванные с мясом крючки веером брызнули на палубу. А потом… Ну вы сами понимаете, что они все увидели.
Представьте себе, среди изумленных восклицаний я не услышала ругани в свой адрес. Для них я была не порождением дьявола, а источником дохода. Впрочем, они бы, наверное, рады были и дьяволу, если бы рассчитывали выручить за него деньги.
— Боже карающий и милующий, никогда такого не видел, — резюмировал капитан. — Ну что ж, теперь я знаю, где нам за нее дадут наилучшую цену. Отвезем ее на Ктито принцессе Анкахе. Она таких любит.
Поглазеть на меня собрался весь экипаж, и неизвестно, сколько бы мне пришлось стоять на палубе, удовлетворяя их любопытство (кто-то уже тыкал меня концом сабли, требуя, чтобы я помахала крыльями), но тут отходивший куда-то капитан вернулся и гаркнул:
— Ветер меняется, бездельники! Ну-ка живо за работу! Моряки побежали по своим местам. Я подобрала валявшийся на палубе камзол и набросила на плечи.
Мне никто не препятствовал, но уже в следующий момент подошел здоровенный детина с кандалами в руках. Мне сковали запястья довольно длинной, но ужасно тяжелой цепью; вздумай я броситься с ней за борт, она бы утащила меня на дно. Поднять руки я могла, хотя это и требовало усилий.
— Сегодня чертовски удачный день, — разглагольствовал капитан. — В благодарность за прибыль, которую ты мне принесешь, я не отправлю тебя в трюм к остальным. Мы же все-таки цивилизованные аньйо. Ты продолжишь путь в той же каюте, что я тебе показывал. Но, разумеется, при условии, что будешь вести себя хорошо. Иначе живо окажешься на одной цепи с дикарями.
Прежде чем отправить меня в каюту, он обыскал мои карманы и, конечно же, забрал все их содержимое — довольно хмыкнув, когда в его руках оказались гантруские векселя, и недоуменно осмотрев шифрованное письмо.
— Это что еще за чертовщина? — помахал он письмом перед моим носом.
— Не знаю, это принадлежало хозяину камзола, — ответила я.
Он поверил — должно быть, решил, что, если бы я знала какую-то ценную тайну, то попыталась бы выторговать в обмен на нее свободу.
— Теперь ступай, — велел он мне, даже не приставив конвоира.
Действительно, куда бы я делась с этой плавучей тюрьмы?
Шагая в сторону каюты, я припомнила, что такое Ктито. Маленькое островное государство вблизи южного тропика, между Инйалгдаром и Глар-Цу, ближе к первому, но явно западнее девятого градуса долготы, а значит, какое-никакое, но продвижение к моей цели… Да, представьте себе, даже и в этом положении я не забыла о своей мечте. И тут же мне пришла в голову гениальная мысль, и я обернулась к капитану, рассеянно смотревшему мне вслед.
— Я знаю, кто даст вам за меня самую хорошую цену! Пришельцы со звезд! Отвезите меня к ним, на остров у западного побережья Гантру, и вы не пожалеете!
— Совсем рехнулась девка, — изрек первый помощник.
— Ступай-ступай, — поморщился капитан, — не пудри мне мозги, я этого не люблю.
Видя раздражение в его взгляде, я не решилась настаивать. Я вошла в каюту — саквояжа, естественно, уже не было, — и села на кровать. Вскоре в двери повернулся ключ и клацнул замок.
Первые дни плена я провела в самой черной депрессии. Я перестала следить за датами и лишь как-то рассеянно подумала, что мой день рождения, должно быть, уже прошел. А ведь это был мой пятнадцатый, я стала совершеннолетней и обрела все права… Не очень-то много от этого проку, когда сидишь в кандалах под замком!
Казалось, ничего хуже и быть не может, хотя задним числом я понимаю, что обращались со мной вполне сносно: кормили прилично и два раза в день — утром и вечером — я могла выходить из каюты. Цепь была единственным серьезным неудобством (не считая, конечно, самого факта лишения свободы), да и та, как я понимаю, была мерой предосторожности, а не средством преднамеренного унижения. Поначалу я обдумывала, нельзя ли обратить эту «меру предосторожности» против моих тюремщиков — у меня бы вполне хватило сил ударить кого-нибудь цепью по голове, и мало бы тому не показалось, — но в конце концов я поняла, что это бесполезно. Все равно бежать с корабля некуда, а со всей командой, даже завладей я огнестрельным оружием, мне не справиться.
Несколько дней я ждала бунта рабов, может быть, даже пожара и гибели судна. Ведь мои нгарэйху знали историю, случившуюся пятнадцать лет назад… Но, может быть, на «Королеве морей» рабов сковывали более основательно, чем на корабле моего родного отца, а может, они просто не решились на членовредительство, за что их трудно осудить. Тем более что здесь, вдали от берегов родного острова, это все равно означало практически гарантированную смерть.
Затем, однако, мои мысли приняли более оптимистичное направлейие. Меня собираются продать какой-то принцессе — это гораздо лучше, чем плантация, не говоря уже о потных лапах какого-нибудь похотливого маньяка, которыми становятся большинство мужчин в брачный сезон. Если моей хозяйкой будет девушка, с ней мне куда вернее удастся найти общий язык. Если я расскажу ей о своей мечте… может быть, мне удастся уговорить ее отпустить меня. Тем более что, раз она принцесса, в деньгах у нее недостатка нет и она вполне может позволить себе такую щедрость. К тому же капитан сказал, что она любит таких, как я… Может быть, она вообще специально выкупает попавших в беду крылатых? Почему бы и нет — вдруг она сама родилась крылатой (но ей, конечно, сразу сделали операцию) или крылатые были среди ее близких… Тогда, продолжала я мечтать, возможно, я смогу упросить ее выкупить и моих нгарэйху, если, конечно, их тоже продадут на Ктито…
В последнем я не была уверена, так как по пути баркентина дважды останавливалась в каких-то портах — как я понимаю, это были островные колонии. Каждый раз я думала, что это уже Ктито, но ошибалась. Одна стоянка длилась два, другая — три дня, и оба раза я была заперта в каюте. Перед заходом в порт мне оставляли увеличенный запас пищи и воды, и после этого дверь уже никто не открывал, пока судно вновь не выходило в открытое море. Иллюминатор, естественно, был наглухо задраен, я обломала все ногти, тщетно пытаясь отвернуть хоть один болт…
Это было ужасно — видеть совсем рядом свободу, волноломы и пирсы, лодки, снующие по акватории порта, купающихся и рыбачащих мальчишек, прогуливающихся колонистов, грузчиков, волокущих тюки… и быть не способной помочь себе. К тому же в запертой каюте стояла жуткая жара и духота, и… ну вы понимаете, нужду приходилось справлять в ведро, и хоть оно и закрывалось крышкой… Впрочем, напоминала я себе, рабам в трюме гораздо хуже. Но и этой мыслью трудно было утешаться, ибо семеро из них оказались там по моей вине.
Но вот корабль, насколько я могла судить из иллюминатора, взял стабильный курс на юг, и я поняла, что следующей остановкой уж точно будет Ктито. Других портов посреди океана в этом направлении просто не было.
Баркентина прибыла на Ктито спустя семнадцать дней. Еще пару часов после швартовки корабля я провела взаперти, а потом за мной пришли. В сопровождении двух рослых матросов я спустилась по сходням на причал, где меня уже поджидал капитан, восседавший в носилках под балдахином. Длинные деревянные ручки носилок лежали на плечах четверых полуголых мускулистых рабов — то, что это не свободные слуги, ясно было по металлическим ошейникам. Учитывая вес капитана, я им искренне посочувствовала. Лишь двое рабов были северянами, а двое других — светлокожими. Еще одна четверка носильщиков стояла вокруг большого сундука, готовясь поднять его за ручки. Это были уже не рабы, а матросы с корабля: переноску товара капитан не доверил чужим. Четверо моряков с саблями скучали рядом — это был вооруженный эскорт. Я крутила головой, высматривая моих нгарэйху, но их нигде не было. Если их и собирались продать здесь, то, видимо, отдельно от меня и содержимого сундука.
Один из матросов, приведших меня, достал толстую веревку длиной в пару локтей и привязал один ее конец к середине моей цепи, а другой — к своему поясу.
— Вперед, — велел капитан, и вся процессия двинулась сквозь сутолоку порта в город.
