себя. Что ж, если так, не будем его разочаровывать — нужно прикинуться бесчувственным…
В комнату проникла узкая полоса света из коридора и тут же вновь исчезла: вошедший проскользнул в приоткрытую щель и поспешил беззвучно затворить за собой дверь. Сергей, однако, уже лежал с закрытыми глазами и не обратил внимания на эту странность. Он ожидал щелчка выключателя, но его не последовало.
«они видят в темноте, хотя и не так хорошо, как днем»
Неизвестный передвигался так неслышно, что, когда луч света все же ударил ему в глаза сквозь сомкнутые веки, Сергей вздрогнул.
— Дядя, ты живой? — осведомился негромкий голос.
Сергей открыл глаза и тут же снова зажмурился под светом своего собственного фонаря, направленного ему в лицо.
— Петька, ты? — только и спросил он.
— Я, — ответил Петька и схватил его за горло.
Сергей рванулся в ужасе, но тут же понял, что у него просто щупают пульс: ведь запястья его были скрыты ремнями, да и, наверное, Петька опасался быть схваченным за руку. Пальцы у мальчика, впрочем, были холодные, но это могло быть и просто следствием волнения.
— А сам-то ты живой? — спросил Коржухин, понимая, что в другой обстановке такой вопрос выглядел бы весьма комично.
— Живой, живой, — Петька возился с ремнем на его левой руке. Скоро рука была свободна, и Петька позволил Сергею пощупать у себя пульс.
— Значит, они тебя не поймали?
— Где им! — гордо усмехнулся Петька, переходя ко второй руке. — Я такие лазы знаю, куда им просто не протиснуться.
— Слушай, я ведь и поблагодарить тебя не успел, — виновато заметил Сергей. — Ведь ты увел их за собой, спасая меня…
— Да ладно, — откликнулся Петька, хотя ему явно было приятно. — Ничего бы они мне не сделали. Ну то есть отец бы выпорол, конечно, но уж точно не убили бы.
— Почему ты в этом так уверен? — хмыкнул Сергей, садясь на каталке. — В советские времена, знаешь ли, и двенадцатилетних мальчишек расстреливали.
— А ты знаешь, как моя фамилия? — решился признаться Петька.
— Как?
— Дробышев.
— Он — твой дед? — глупо спросил Сергей, ошарашенный этой новостью.
— Прапрадед.
— А твои родители? Они… тоже?
— Нет. Потом, конечно, будут, но пока не хотят. Молодые, не нае… ись еще, — просто объяснил Петька.
— Понятно. А
— Они много чего не могут. Е… ться не могут, водку хотя и пьют, но она их не забирает, от жрачки вкуса никакого… — Петька закончил с его ногами, и Сергей, разминая затекшее тело, тяжело слез с каталки. — Поэтому мертвяками чаще в старости становятся — те, конечно, кто выбирать может. Но тут тоже не переборщить надо. Мертвяк — он хоть и не стареет, но и не молодеет ведь. На веки вечные дряхлым дедом остаться тоже херово.
— Ладно, — Сергей перешел к практическим материям: — Как выбираться будем? Ты как сюда попал?
— Я-то через форточку, но взрослый там не пролезет. Просто через дверь выйдем, внаглую. Я ключи у дежурной спер, — похвастался он.
— И что, никто не остановит? — удивился Сергей.
— А большинство из них ночью тоже спит, если особых дел нет. А теперь-то все спокойно.
«Значит, все-таки еще ночь», — понял Коржухин и посмотрел на часы. 2:37. Странно, ему казалось, что прошло больше времени.
Они вышли в тускло освещенный коридор.
— А что с Алексом? — спросил Сергей.
— Все, — мрачно ответил Петька.
— Что — все?
— Хана, значит. Если ты жив, значит он — нет. Одного из вас должны были сразу донором сделать, второго потом.
— Так, может, и его не успели еще? Времени-то всего ничего прошло.
— Какое там всего ничего! Сутки как раз. Это целый день и занимает, даже поменьше чуть. Так что его, небось, уже в топку отправили.
— Сутки? — Сергей понял, что его беспамятство действительно было долгим. — Погоди, почему в топку?
— Традиция, — вновь пояснил Петька. — Трупы доноров на электростанции в топке сжигают. И мертвяков провинившихся тоже. И везти близко, и не остается ничего.
— А что за доноры? — Коржухин вспомнил, что уже слышал это слово во время заседания в мэрии. —
— Угу, — кивнул Петька. — Водку они пьют, чтоб не гнить, а кровь — вместо еды. Только не человеческую. Кабы человеческую, в Игнатьеве бы уже живой души не осталось. Скотскую пьют, коровью в основном. У коровы крови много, у кого другого столько возьмешь — сдохнет, а корова за пару дней новую нагуляет.
«Вот, значит, почему в Игнатьеве такие вялые коровы», — подумал Сергей, но эту мысль перебила другая: «Блин, я бы и сам сейчас крови выпил!» Поначалу нервное напряжение заставило его забыть о жажде, но из-за этого разговора о питье она властно напомнила о себе.
— Слушай, тут где-нибудь чистая вода есть? — спросил Сергей. — Пить хочу, помираю. Я ж, выходит, два дня уже ничего не пил.
— В этой… как ее… в резекторской кран с раковиной есть.
— В прозекторской? — догадался Сергей. — А где она?
— Вон, — Петька показал на дверь в ближайшем к ним конце коридора; они были уже у выхода на лестницу.
— А ты откуда знаешь? — запоздало удивился Коржухин.
— Разведчик ничего бояться не должен. Я в том году упросил, чтоб мне на вскрытие посмотреть дали.
— Ну и как?
— Ничего, не сблевал. Только… три дня потом есть не мог… Ладно, ты иди пей быстрее, а я на шухере постою!
Открыв стальную дверь прозекторской, Сергей сразу же скривился от трупного зловония. «Холодильники у них тут, что ли, барахлят… ах да, они ведь запахов не чувствуют…» Однако, несмотря на подступивший к горлу ком, жажда была сильнее, и он зашарил рукой по стене в поисках выключателя. Таковой действительно нашелся; вспыхнувший свет озарил три стола с лежавшими на них голыми мертвецами. Сергей некоторое время подозрительно наблюдал за ними от входа, но, уверившись, что ни один из трупов не проявляет желания встать и наброситься на него, прошел в правый ближний угол к раковине. Сама раковина сияла чистотой, однако вентиль крана был заляпан бурой засохшей кровью. Сергея, впрочем, это уже не могло остановить; он открыл воду и несколько минут жадно пил.
Наконец он выпрямился и снова кинул взгляд в сторону трупов. Ему пришла в голову мысль, что, раз он лишился топора, имеет смысл поискать ему замену среди хирургических инструментов. Влекомый не только этим рациональным соображением, но и противоестественным любопытством, которое заставляет людей рассматривать все омерзительное, он, дыша ртом, подошел к столам.
Ближайший труп принадлежал мужчине, что было ясно главным образом по его почерневшим сморщенным гениталиям — ибо голова у трупа отсутствовала, а общее разложение зашло довольно далеко.
