одежду на берегу оставила… И мои манатки сейчас на берегу. Ну, вот только перед Страшным не хватало опозориться – он быстренько всем расскажет, как видел голую Варьку на пляже!
– Не хочу! – беспечно ответила я.
И поплыла по тёмной воде к «нашей» стороне. А тут ещё как раз луна взошла, яркая такая, мощная, – я была Страшному видна, как белым днём.
– А я тебя уже давно жду! – сообщил Страшный. – Вылезай, замёрзнешь! Иди сюда, у костра погреешься!
Тут я оглянулась, присмотрелась и увидела, что на «деревенском» берегу горит костёр. И возле огня мотается фигура. Страшный, понятное дело.
– Сейчас, оденусь и приду! – стараясь не высовываться, я махнула ладошкой и поплыла к кустам на «дачной» стороне.
– Так одежда-то твоя – вот она! – Страшный наглым образом помахал над головой жалкой кучкой моей амуниции. Вот гад, всё просек…
Я промолчала и поплыла за поворот, скрывшись таким образом из зоны видимости.
– Ты вылезай и одевайся, я отвернусь! – предложил Страшный.
И тут мне сразу стало понятно, что я замёрзла. Пронеслись по телу мурашки, защипали следы бабкиных пыток, вода показалась холодной. Врёт ведь этот Страшный, так он и даст мне спокойно выбраться, наверняка какой-то подвох готовит…
Или вылезти, фиг с ним? Ведь холодно-то как!
И я вылезла. Да, скоренько переплыла обратно и, не спуская со Страшного пристального взгляда, выскочила на мелкий песочек пляжа. Страшный вёл себя хорошо – честно стоял ко мне спиной, головой не вертел, не оборачивался. Вещи мои лежали в парочке метров от него, я их еле нашла.
Нашла, схватила и принялась на себя натягивать. Если трусы и шорты кое-как на меня налезли, то узкую майку на мокрое тело напялить оказалось невозможно. Было больно очень спине. Больно. Я не удержалась и протяжно ойкнула.
– Ты что? – спросил Страшный. Так заинтересованно, взволнованно.
– Ничего. Не поворачивайся! – крикнула я и присела. Снова ойкнула. И даже выругалась. Но не полегчало от этого. Эх…
– Ты чего плачешь? – Страшный, спиной вперед, сделал по направлению ко мне несколько шагов.
– Ничего.
– Что у тебя болит?
– Ничего не болит… Зараза! – Майка окончательно скаталась в мокрую колбаску, я зашипела и даже зарычала, слёзы полились сами собой. – Вот сволочь!
С этими словами я со всей дури шлёпнула майкой-колбасой по земле. Тугой мокрый жгут вылетел из рук и затерялся где-то в темноте. А, ну и пёс с этой майкой! Да и пошло оно всё к черту!
Если по дороге к деревне я просто плакала – то сейчас всё: не выдержала и разрыдалась. Плевать мне было на то, что я сижу тут, обхватив руками коленки, как голый жалкий Горлум, и на то, что Страшный всё это видит и слышит. Кто мне этот Страшный? Кто мне вообще все остальные люди?
– Варя… – Страшный подскочил ко мне, но из-за своего собственного звукового сопровождения горя и обиды я не слышала, что он там говорил ещё.
И тогда Володя Страшный решил меня то ли подбодрить, то ли расшевелить, то ли просто в реальность вернуть. Не знаю, что именно. Он лишь легонько и дружественно похлопал меня по спине. О, лучше бы он этого не делал!
Я заорала, как резаный сайгак. Нет, как десять сайгаков! Как стадо больных, излупленных своими бабками сайгаков!
За этим криком я не услышала, как Страшный то ли смотался, то ли улетел куда подальше от такого мощного звукового сигнала. Но я оказалась одна – по саднящей несчастной спине меня больше никто не хлопал.
Вот и бросили все меня… Но не жалко, не жалко! Нет друзей, и это не друзья. Раз никому не нужна, значит, заслужила…
Так я сидела, думала, слёзы лились бесконтрольно – сами по себе, всхлипы всхлипывались тоже, как хотели.
И тут мне на спину легло что-то мягкое.
– Это моя майка. Она чистая, – раздался голос Страшного. – Надень, замёрзнешь. Или давай помогу… Подними руки… Варька, подними руки и влезай в майку. Давай же, я на тебя не смотрю.
Пришлось поднять по-малышовски лапки, чтобы добрый дядя Володя Страшненький надел на беспомощную детку свою здоровенную футболку. То ли я уже успела высохнуть, то ли футболка Страшного была такая уж здоровенная, не знаю, но она уже не намокла и не прилипла ко мне. В ней очень даже комфортно мне показалось. Я сразу и дрожать перестала.
Дальше наш кинофильм был стандартным – мы перебрались поближе к огню, Страшный, как добрый психолог и верный товарищ, развёл меня на рассказ о том, что со мной случилось и отчего я так рыдаю. А я рассказала. Ничего нового, ничего интересного. Всё это мы сто раз смотрели, даже читали – в рассказах из слезоточивых журналов, которые наши дачные жилички выкидывали, а бабка вытаскивала из мусора и нам домой таскала.
Ну что я могу поделать – наши посиделки показались мне такими скучными, такими обыкновенно- предсказуемыми, что я, конечно же, заплакала снова. Ужасно, всё ужасно! Снова положительный Володя Страшный, проявивший себя самым благородным образом – начиная с того, что честно отворачивался, когда я в голом виде из речки вылезала, и заканчивая накидыванием на замерзшую девушку своей одежды – стал меня утешать. Сейчас по голове успокоительно погладит… Точно, погладил. Теперь посмотрит в глаза и скажет: ничего, всё будет хорошо…
Сказал.
Глупость, глупость… Я разозлилась ещё сильнее. Но отчего именно злюсь, я не могла Страшному объяснить. Да и что объяснять? Что всё это сто раз было, а потому понятно и неинтересно: плохой мальчик и мальчик хороший, в одном я обманулась, зато другой проявил себя героем? Сейчас что будет – если по этому сценарию? Ну да, Страшный предложит свои услуги, – мол, он пойдет и моего обидчика Руслана отмолотит. А заодно и всех остальных обитателей Весёлой дачи. И я окончательно поверю, что мой истинный спаситель и герой – это он, Володя.
Вот сейчас я внимательно присмотрюсь к Страшному и пойму, что никакой он не страшный, а самый что ни на есть принцеобразный… Тут же расчувствуюсь и пойму, что до чего ж я была дура, что не замечала такое богатство все эти несколько лет. И понесётся, и начнёт набирать обороты новая стандартная «love story»…
А Страшный и правда оказался ничего себе. В смысле внешности. Без футболки, что была размеров на восемь ему велика и напоминала платье, он смотрелся очень даже выигрышно. Мышцы у него были такие настоящие – бицепс, трицепс, «квадратики» в районе пресса. Приятно посмотреть. Физический труд всё-таки хоть в этом бывает полезен.
Да и вообще Страшный был хорошим. Вот что он сейчас делал? А Страшный вытаскивал из пакета хлеб, ломал его на куски, давал мне. Помидорами кормил, огурцами. Выкатил из костра картошину, очистил, ещё раз подул на неё, остужая, и протянул в мою сторону. Я молча взяла и стала есть. Вкусно было.
И, как ни гнала я от себя мысли, которые заставляли меня плакать, думались они всё равно… Обмануть меня теперь трудно. Да, вот Страшный тут сидит весь из себя хороший – еда, забота, поддержка. А появись какая Лизка или ещё что посерьезнее случится – и он тут же про меня забудет, побежит себя, свой имидж спасать. Потому что каждый дорожит в первую очередь своей собственной пятой точкой. А помощь всем остальным персонажам – это уже по возможности, как получится. Это нормально… Но что же тогда делать? Ведь хочется же с кем-нибудь дружить – с таким человеком, которым можно любоваться, гордиться которым можно… Как я Русланчиком гордилась. Недолго, правда. Но это ладно, не будем об этом… С таким человеком дружить, доверять чтобы ему можно было. А кому доверять можно? Только надёжному, верному и сильному человеку. Не обязательно сильному в смысле физическом, а чтоб характер сильный. А иначе как-то неинтересно…
Я видела – Страшный явно что-то хочет мне сказать. Но молчит, только ходит туда-сюда, от костра в
