–?Грехи молодости.
Я получил срок до того, как вошел в элиту армейского спецназа. Случай не редкий, а скорее – распространенный. Огромный недобор среди призывников компенсируется с нарушением закона, когда в ряды вооруженных сил набирают людей с судимостями, в том числе и за насилие, и наркоманов. Я знал эту армейскую тему и мог говорить безостановочно.
–?Грехи молодости?..
Я снова пожал плечами, не торопясь удовлетворить его любопытство.
Он повторил мой жест:
–?Можешь не отвечать, если не хочешь.
–?У меня нет секретов от близких, – парировал я, – к чему что-то скрывать от незнакомца?
Он чуть отдалился от меня – об этом сказали его внезапно похолодевшие глаза.
Я перегнул палку, однако не боясь сломать ее. У меня имелся веский аргумент вернуть его прежнее расположение, пусть оно даже надуманное. И я мысленно, словно репетировал, произнес: «Да брось ты! Мы и в этом плане с тобой одной крови».
–?Ты тоже тянул срок?
–?Никогда. Но знаю достаточно, чтобы поддержать беседу, а в некоторых случаях даже сойти за своего… с уголовником. Если бы, к примеру, выяснилось, что на ближайшей парковке тебя дожидается «наша классика», я бы привел десяток аргументов в пользу «морально устаревших» автовазовских машин. И наоборот – если бы ты был обладателем иномарки…
Воспользовавшись паузой, я подошел к стойке и купил еще два стакана отличного, надо сказать, пива: терпкое, близкое к идеалу, оно отзывалось в голове приятными хмельными толчками. Вернувшись за стол, я поднял два пальца, как если бы символизировал победу.
–?За тобой уже пара стаканов.
К нему тотчас вернулось прежнее расположение духа.
Я хотел было закурить, но официантка с бейджиком «Ольга Губайдуллина» пресекла мою попытку, обращаясь к нам обоим:
–?Парни, курить выходим на улицу.
Я все же щелкнул зажигалкой и поднес ее к сигарете.
Девушка за стойкой повысила голос, как если бы звала на помощь, и повторила слово в слово:
–?Парни, курить выходим на улицу!
Мой товарищ тронул меня за руку:
–?Еще не время.
Я повторил – вслед за ним, когда мы вышли на улицу и прикурили.
–?Еще не время? Как тебя понимать?
В моих мстительно заблестевших глазах отражалось множество вопросов, и первый из них адресовался ему: «Откуда ты так много знаешь обо мне?» Он читал меня, как открытую книгу, поднятую с пола библиотеки. Все дело в том, что я сам этого хотел. Я был интересен ему, а мне предстояло пошевелить мозгами – случайна ли эта наша встреча, учитывая первую – неделю тому назад. Вскоре я бросил рассуждать на эту тему, не добившись результата, потому что, скорее всего, мои выводы, как считал я, были ошибочными. Может быть, потому, что я перегрузил свою голову.
Мы не стали возвращаться в бар, а взяли по паре бутылок пива в киоске и продолжили вечер под его цветастым тентом. Мы говорили на тему армейских подразделений, кто где служил. Я рассказал о том, что проходил службу в ракетных войсках, в подразделении по охране ракетных наступательных систем. Он ответил: «С уверенностью могу сказать, что бойцы таких групп самые подготовленные в армейской среде, поскольку обучены тонкостям антитеррора». Он сказал это убедительно и такими словами, что я не мог ошибиться: он военный, офицер.
В общем и целом мы хорошо провели время, и домой я вернулся за полночь. На протяжении недели мы еще дважды встречались с ним, он предложил называть его Розовым – то есть «мистером с неизвестной судьбой», что для меня было немного странно, и мне пришлось выбрать кличку себе: Блондин, потому что мне нравился актер, сыгравший этого «бешеного пса»: Майкл Мэдсен. Но ключевая встреча состоялась в ночь с 17 на 18 июня 2009 года… Звонок Розового застал меня врасплох.
–?Ты можешь срочно приехать ко мне?
Розовый акцентировал середину вопроса, и эта подчеркнутая безотлагательность обязывала меня к выполнению распоряжения в сжатый срок и не оставляла мне выбора. Я выслушал его и принял решение как военный. И автоматически отметил время: 22 часа 43 минуты.
Я сел в машину, даже не переодевшись: в спортивных штанах, майке-тельнике, как будто торопился на встречу десантников. Выезжая за ворота, я по привычке бросил взгляд в окно на втором этаже – убедиться, что отец смотрит мне вслед. Какого черта он делает это? Я бы хоть что-нибудь понял, если бы он следил за мной: сел в свою машину, отдал приказ своей шестерке: «Садись ему на хвост». Однако сейчас Олег Прохоров не мог сесть мне на хвост – его не было дома. А что касается отца – он своим бездействием действовал мне на нервы. Мать не решалась перечеркнуть его линию поведения, она и он с каждым днем превращались в единое целое. Надо бы поговорить с ним по душам: как долго он будет держать меня за урода, когда он наконец-то поймет, что мы – разные люди, у меня своя жизнь – и пусть даже с отеческим дополнением: «Если ты называешь это жизнью».
В пути я был чуть больше двадцати минут, когда мой мобильник снова ожил голосом Розового:
–?Ты где?
–?Ты прямо как моя мать! – сорвался я на него, отчетливо представляя своего отца.
–?Ты едешь ко мне домой?
–?Нет, бля, я еду к себе домой!
–?Езжай на Старую дамбу – я встречу тебя там. Я приеду на «четырнадцатой». – Он назвал номер и цвет машины. – Конец связи.
–?Урод! – выругался я, складывая трубку. – Вот урод!
Мне пришлось вспоминать, где Старая дамба. Вспомнил: за МКАД по шоссе Энтузиастов есть объездное шоссе, которое оставляет слева речку Чернавку и Мазуринское озеро. Короче, мне надо было ехать в Горенский лесопарк.
Но что случилось с этим идиотом? Нашел приключение на свою жопу? Или представил себя героем из какой-нибудь адвенчурной игры? Он же ни рыба ни мясо!
Мне Розовый не виделся героем или там лидером. Бесспорно, он мог запудрить мозги кому угодно, и передо мной он во время нашей второй встречи разоткровенничался. Армия, женщины, спиртное, зона, машины, высокие технологии, спорт плюс еще пять-шесть категорий, на тему которых он мог говорить убедительно и часами. Поначалу он отточил до совершенства армейскую тему, в которой варился не один год, за ней последовали другие. Особо его талант проявлялся с попутчиками в поезде, и он, по его собственному признанию, жалел в такие моменты только об одном: что, к примеру, в беседе с узбеком не может стать узбеком. Но он становился танкистом, сидя напротив танкиста; он водил собеседников по лабиринтам современной субмарины; он спускался на дно шахты с баллистической ракетой. «Если бы меня спросили, нравится ли мне дурить людей, – я бы ответил, что это людям нравится, когда им пудрят мозги. Наперсточники, политики, страховщики, коммунальщики, целители, ясновидящие, адвокаты, психологи; родители вешают лапшу на уши детям, дети – родителям. Люди жаждут быть одураченными». И это были его слова, которые я запомнил слово в слово и потом не раз повторял их.
Розовый был способен составить план спецоперации, подобрать и организовать команду исполнителей, но не был способен воплотить это в жизнь: отдать приказ или взять в руки оружие. Такие, как он, только и делают, что поджидают инициативных, деловых людей, способных реализовать их идеи, нажиться на их таланте, воздействуя на их комплексы. Порой мне его было жаль. Какой он, к черту, Розовый! Он не был способен на поступок. Буквально через двадцать минут я понял, как жестоко я
