– Лучшего места я не нашел. В самом зале прятать было бессмысленно – там и места такого нет, ее сразу бы обнаружили. А на кухне, на ящике, где полугодовалая пыль…
– Достаточно, – перебил его генерал. – Эти два дня показали, что мы ни на что не способны. Мы – шавки, умеем только тявкать. А когда доходит до дела – все! Впрочем, какие там два дня… Одно утро показало нам, чего мы стоим. – Дробов, помолчав, вперил взгляд в Родиона. – Впредь ты будешь зубами соединять концы проводов на минах, понял?
Родион молча кивнул.
– Смотри не проколись с евреями. – Григорий указал глазами на стул. Родион сел. – В утешение могу сказать, что сам взрыв мне понравился. Красиво. Впечатляет. Только не в том месте.
– Кто же обнаружил наш подарок? – спросил Иванов, обращаясь, по-видимому, к себе. Он сидел, наклонив корпус вперед, и смотрел под ноги.
– Боюсь, этого мы не узнаем никогда. – Дробов встал и направился к выходу. – Советую всем не пропускать выпуски «Новостей». Больше всего нас должны интересовать жертвы. А их, судя по всему, практически нет. Черт, какой был шанс!..
Светлана встретила Дробова улыбкой. Время было обеденное. За этот отрезок времени она успела сделать немногое: позвонить домой, в редакцию, поспать и потушить цыпленка. Потом она хотела сделать еще один звонок, но телефон неожиданно отключился. Правда, перед этим она успела накоротке поговорить с Григорием. Если все же систематизировать все действия Светланы или воспроизвести их в хронологическом порядке, то ее утро прошло по следующему расписанию: она немного поспала, позвонила домой, в редакцию, поспала побольше, поговорила с Григорием, спохватилась и приготовила цыпленка. Теперь, после неудачной попытки поговорить с матерью, она, улыбаясь, стоит перед Григорием.
Светлана провела ладонью по его щеке. Колючая. А ведь утром он был гладко выбрит. Как быстро растет у него щетина. Нужно сказать, чтобы он побрился.
– Ты надолго? Или снова уйдешь?
– Нет. Теперь я тебя не оставлю.
Она поцеловала его; губы были сухими и горячими.
– Сегодня я сделала невероятную вещь. Сказать, какую?
– Скажи.
– Вообще я терпеть не могу готовить, оттого и не умею, а тут взяла и приготовила цыпленка. Ты не должен сердиться, если он окажется недосоленным или жестковатым. И вообще – он без лука, специй и соуса: просто ощипанное тело, подвергнутое термической обработке. Конечно, с моей стороны это сюрприз, скажу честно. Ты будешь есть?
– Буду… если ты пообещаешь мне, что до утра останешься здесь.
– Только до утра?
– Извини, это была попытка оставить тебя здесь навсегда.
– Я бы осталась. Скромно, правда?
– Нормально.
Светлана обняла его за шею. Дыша ему куда-то за ухо, она тихо и, как ей показалось, буднично сообщила:
– Знаешь, телефон не работает.
Дробов хотел отстраниться, но не мог. От горячего дыхания Светланы по спине пробежали мурашки. Он слегка прищурился, рассматривая себя и ее в зеркале напротив.
– Правда? Ты хотела куда-то позвонить?
– Домой. Родители беспокоятся.
– Позвони по мобильному телефону. Он всегда со мной. Только не говори, где ты находишься. Завтра мы вместе сходим к тебе домой. Скажи, что не сможешь прийти потому, что расследуешь одно дело.
– Я?! Расследую?!
Теперь Светлана сделала попытку отстраниться, чтобы он видел ее недоуменные глаза. Дробов удержал девушку.
– Да. А разве журналисты не расследуют никаких дел?
– Ну почему… Кстати, раз уж зашел разговор… Ты не знаешь ничего об отравляющих веществах, похищенных со склада одной из воинских частей в Самарской области?.. Слышишь?
Хорошо, что они стояли вот так, обнявшись, и он лицом к зеркалу. Иначе она бы увидела, как внезапно побледнело его лицо. Дробов застыл словно каменный.
Он еще ничего не успел сообразить, но тяжесть на душе, связанная со Светланой, внезапно отпустила его. Все же их встреча хоть и была, возможно, роковой, но закономерной – это уж точно. Теперь все упрощалось для Дробова, включая и последнюю задачу, выполнение которой было для него довольно тягостным. Светлана, оказывается, знает чересчур много. И чем черт не шутит, так ли стихийна их встреча? Она была нужна ему, он – ей. Все подсознательное у Светланы выплывало наружу и становилось вполне осязаемым вместе со словами об ОВ. Теперь Дробову необходимо было выяснить, что же все-таки она знает.
Генерал оправился быстрее, чем она вторично задала вопрос:
– Слышишь?
Она все же отстранилась, но не увидела изменившегося цвета его лица, не прочла на нем ничего подтверждающего бредовые домыслы Антона. А могла бы, видя Дробова в зеркале.
